Последнее оружие

— Пусть и певец гомосексуализма, однако сторонник коммунизма для высшей касты. И реакционерство у него было здоровое — чем ближе к корням, к природе, тем лучше… Так вот, о высшей касте. Имей мы десять миллионов настоящих ученых, зашоренных на одной науке и находящихся на приличном содержании, какой бы рывок в науке произошел. Тогда бы точно нашлись связующие механизмы между Ф-полем и начальными физическими взаимодействиями, например, кварково-гравитонными.

Обеденный столик с нагруженными на него грязными тарелками из-под первого блюда упорно не желал отъезжать, нагло тычась нам в руки — видимо, автоматика барахлила. Наконец принужденно улыбающийся Бореев отпихнул его ногой, и тот убрался. Чтобы вскоре аккуратно вернуться, но уже с порциями второго.

Сайко, наконец, смог расслабиться, взять свою тарелку с бифштексом и шутливо прикрикнуть перед тем как впиться в мясо:

— Эй, вы, ерундиты, у Маркса ничего про высшую касту не чиркнуто.

— Карл не любил писать о неприятном, — с некоторой брезгливостью сказал Бореев. — Забыл, например, упомянуть, что прибавочную стоимость образует не только труд товарищей рабочих, но и знания, предприимчивость и хватка господ Эдисона, Кольта или Дизеля. Поэтому не указал, кем в светлом будущем заменить господ предпринимателей. Революционерами или, может, говночистами. От грустных мыслей у Карла болела голова и начинались фурункулы, — ехидно подытожил большой ученый.

— Ну, вы меня доведете, — с напускной угрозой произнес Сайко и добавил в оправдание классика: — У меня вот от любой умственной работы мозоли в мозгу образуются.

Настырный столик с чашечками кофе выскочил из дверки, на неимоверной скорости пересек помещение и выплеснул коричневый напиток на противоположную стену. Бореев поморщился, но продолжил:

— Во время войны уже после ранения в голову меня перевели на хозработы. Я и еще пяток таких же доходяг рубил сосенки-на дрова. В тот же лес повадились дровосеки из немецкой части. И что же вы думаете, мы там перекрошили друг друга с криками «ура» и «хайль»? Ничего подобного. Мы немцам рубили дрова, а они нам за это давали жратву. Вот это называется гармонией на самом естественном уровне.

— Слушайте, а что-нибудь хорошее Маркс сделал? — умученно произнес Сайко, не забывая поглощать пирожное.

— Много хорошего. Наш основоположник подметил, что концентрация средств и людей производит качественные скачки. Это относится и к науке. Какой колоссальный научно-технический рывок дает война! Даже холодная, не говоря уж о горячей. Например, Вторая мировая: реактивная авиация, ядерное оружие, ракеты, электроника — все оттуда. Гитлер сделал бы баллистическую ракету в сорок третьем и атомную бомбу в сорок четвертом — используй он еврейских физиков и инженеров вместо того, чтобы душить их газом.

— От долгой концентрации происходит истощение сил, хотя бы попробуйте подольше простоять на одной ноге, — вякнул я в противовес.

— А вот мы еврейских физиков и инженеров газом не душим, они же все равно пытаются от нас сорваться. Зажимают их что ли? — развел руками Сайко, не прекращая жевать конфету. — Однако, мы нынче, кажется, лишились человека, который придумывал внутренних врагов и тем самым мешал нашей стране создавать новое эффективное оружие.

Генерал-майор почему-то глянул на меня.

— Вы про кого? — предчувствие, словно червячок, шевельнулось у меня под ложечкой.

— Про Затуллина.

— Он что взялся за ум?

— Его взяли за ум. Вернее грохнули около полуночи в номере гостиницы «Советская».

— Несмотря на отдельные его закидоны, я всегда считал Андрея Эдуардовича настоящим офицером госбезопасности, — отозвался я почти искренне.

— Оглушили чем-то хлыстообразным, возможно, гибкой резиновой дубинкой, а потом аккуратно свернули шею. Хрясь — и все. В буквальном смысле на свою голову Затуллин приехал в Ленинград разбираться, кто и когда в Пятерке упустил Розенштейн и Рейфмана… Впрочем, лично я считаю, что наш коллега влип в чистую уголовщину. Просто его приняли не за того во время каких-то мафиозных разборок. На том же этаже проживало несколько весьма темных личностей с юга. Андрей же Эдуардович как раз имел довольно южную внешность… Вообще расследованием занимается Второе Главное Управление. Само собой, они постараются выяснить, кому из сотрудников Комитета могла повредить проверка, которую намеревался учинить товарищ Затуллин.

Не знаю, что там проскочило по моему лицу (сегодняшний сон-то вещим оказался, провидческим, ясновидческим), но Сайко добавил:

— Рейфман и Розенштейн, насколько я понимаю, не были твоими подопечными, Глеб?

— Никакого отношения, Виталий Афанасьевич.

— А вот сотрудники по фамилии Киянов и Коссовский имели к господину Рифмэну и госпоже Роузнстайн отношение… Кажется, с Коссовским ты пользовался одной комнатой. Боюсь, люди из Второго начнут по скверной привычке цепляться к чему ни попадя. У тебя алиби-то есть?