Последнее оружие

— У моих предков морской берег проходил именно здесь, — гордо высказался Хася. — Во времена Вавилонии не было еще никакой реки Шатт-эль-Араб. Благословенный Евфрат и мощный Тигр, не сливаясь, несли свои полные воды прямо в Нижнее Море. Тут поблизости шумел полста веков назад город-порт Эриду, где находилось святилище всеведущего бога мудрости Энки, а чуть подальше — Урук, владение светлой Иштар, управляемое царем Гильгамешем. Рядом с ним — Ур, там высилась башня-зиккурат лунного бога Сина. Из Ура родом Ибрахим…

— Ага, Абрам, по-нашему, — подключился Серега.

— От его чресел пошли два народа — все евреи и все арабы, от его мудрости и благочестия родились четыре веры-иудейская, христианская, ислам и субба, мандейская. Велик Аллах тем, что открывается рабам своим, освятило Аллаха милосердие Его.

— Воистину, — поддержал я.

— Ой, Глеб Анатольевич, сейчас прямо «алиллуйя» запоете, — издевательски заметил Серега.

— Кажется, жопу не просили высказаться, — откликнулся я и зыркнул на старлея свирепым глазом: мол, раз, бестолочь не можешь сам работать, так хоть не мешай.

В это время через верхний люк спустились поначалу грязные сапоги, а потом и подполковник Остапенко в целом.

— Товарищ Хасан, там несколько старых людей интересуются, скоро ли придет лодка с солью и керосином. Я хотел объяснить им, что после дождичка в четверг, но моего арабского не хватило.

Хася вылез успокоительно пообщаться со своими, а Илья Петрович, наконец, смог обратиться ко мне и Колесникову.

— Здесь видели вчера американцев на красивой синей амфибии, они провели медобслуживание и ушли на северо-запад, причем на большой скорости… Что-то не удается нам догнать их или даже засечь, несмотря на все маневры в этой луже.

— Товарищ подполковник, они ведь тоже не лыком шиты и не из полена вытесаны. Что их неприятности связаны с нами, штатники догадались еще в прошлую нашу поездку. После чего им осталось только организовать за нами слежку. Алаверды, так сказать, — тонко намекнул я на толстые обстоятельства.

— Я вот думаю, какая такая слежка, если тут ни проехать ни пройти? — бестолково возмутился Серега.

— Вы не думайте, Сережа, если не умеете. Но все-таки в Долгопрудном вас учили не только мух на лету ловить, — вставил я.

— Вам что, снова пять лет исполнилось, старший лейтенант Колесников? — пристыдил подчиненного Остапенко. — Людей на лодках мы не раз встречали, всякие там рыбаки-мудаки, среди них нет что ли агентов вражеских с передатчиками? Да через одного шпионы, понимаешь. И в деревнях может быть агентура. Сейчас уже кто-нибудь наяривает на рации вот даже в этом полузатопленном сортире.

— А чего ж ничего такого не пеленгуем? Мы ведь во всех диапазонах автоматически прослушиваем, — мужественно засопротивлялся старлей. — Между прочим, никакой болтовни в тех местах, которые мы навещали, переговоры иракских армейцев и то лишь пару раз засекали. А сейчас вообще на пятьдесят километров вокруг не фурычит ни один передатчик.

— Допустим, Колесников, что следит за нами спутник-шпион, — стал объяснять я, удивляясь своему позднему прозрению. — И с него хорошо различимы даже наши прекрасные одухотворенные физиономии. Так что ваш образ, товарищ старший лейтенант, давно уже знаком американскому Агентству Национальной Безопасности. И наверняка там на доске почета висит в виде глянцевой фотокарточки, а каждый проходящий реакционер ей честь отдает. Короче, бостонцы в курсе наших передвижений.

Выкладывая спутниковую теорию, я попутно размышлял о том, что вдруг американцам пособляет какое-нибудь аномальное явление вроде моей краснознаменной кляксы.

— У них мотор, само собой, не мощнее нашего, но они-то столько тонн аппаратуры не тащат, — добавил я. — Поэтому всегда могут оторваться от нас.

— Утопить, что ли, все это железо с Дробилиным вместе?

После риторического вопроса, заданного Петровичем, его личный сапог был поражен плевком. Причем плевал в сердцах сам подполковник, который, конечно же, желал поскорее стать полковником и больше не шлепать по болотам.

— А чего, хороша идея, — горячо одобрил Колесников, как будто нахваливал девку; при этом наш инженер тоскливо поморщился. — А потом скажем, что Александра Гордеевича сдуло порывом ветра. Правдоподобно?

Я понял, что в своих мыслях старлей уже не раз размазывал нос умника-инженера по очкам.

— Если бы тупость имела человеческий облик, то обязательно походила бы на товарища Колесникова, — впервые огрызнулся Дробилин.

— Чего-чего? — стал подвывать старлей.

— В самом деле, Александр Гордеевич, куда это годится? — спросил брюзгливый Остапенко. — Мы вроде такую умную аппаратуру на закорках таскаем, а американцы всегда за горизонтом ее видения, и нам их никак не зацепить.

Инженер, еще больше скукожившись недовольной физиономией, махнул рукой: мол, отвяжитесь, дурашки, занят. Я тогда тоже обратил внимание на экраны. В углу одного монитора забегали юркие человечки. Ах, америкашки-таракашки, попались все-таки. Яркий цветочный бутон, который представлял нашу «Василису», пустил в сторону человечков быстрые побеги.