Последнее письмо

Теперь солдат все чаще проваливался в бессознательное состояние и начинал бредить. Он разговаривал сам с собой, что-то бормотал, вскрикивал, останавливался, садился в снег или начинал ходить кругами. Когда в голове прояснялось, Эрнст поднимал лицо кверху, находил луну и пытался сверить по ней курс. Он шел к спасению, с каждым шагом удаляясь от него все дальше. Предательская луна вела себя странно – она, то пряталась за высокими верхушками елей, то вдруг выскакивала с совершенно неожиданной стороны, а то и вовсе начинала скользить по небосводу, сводя с ума своим бессмысленным кружением. Ночные тени поднимались из снега черными плоскими фигурами, длинными вереницами перебегали от сугроба к сугробу, разверзались у ног глубокими провалами. Даже собственная тень перестала послушно следовать за своим хозяином. Она нетерпеливо забегала вперед или, наоборот, обиженно плелась сзади, цепляясь за ветки и обнимая стволы деревьев. Не вынося подобной наглости, Эрнст громко бранился. Он требовал от тени вести себя благоразумно, грозил ей палкой, запугивал суровым наказанием. По мере того, как сознание молодого человека погружалось в вязкое, сумрачное состояние, окружающий мир менял очертания. Он все больше походил на театральные декорации, призванные создавать иллюзию. Это была иллюзия леса. Лунный свет вдыхал в картонные фигуры жизнь. Ночь наполнялась движением и звуками. То слева, то справа раздавались голоса. Эрнст сворачивал в сторону, но они тут же смолкали. Тогда молодой человек останавливался и громко звал на помощь. Несколько раз он отчетливо видел, как за деревьями вспыхивают и медленно гаснут какие-то огни. Сумеречный театр жил своей жизнью. На раненого, замерзающего человека никто не обращал внимания. Никто не отзывался на его крики. Никто не пытался ему помочь. Солдат с трудом понимал, где он и что с ним происходит. Окружающий мир изменился. Прежним оставался только холод. Он заставлял человека двигаться подобно механической кукле, которая упорно шагала вперед, не разбирая дороги, слепо вламываясь в заросли кустарника и натыкаясь на стволы деревьев. Эта бессознательная деятельность могла продолжаться лишь до тех пор, пока не ослабнет взведенная пружина. Эрнст не чувствовал ни щек, ни носа. Его лицо покрылось инеем. Окоченевшие пальцы с трудом удерживали тяжелый посох, который цеплялся за ветки, проваливался в глубокий снег, застревал между корнями и кочками. Сил бороться с ним уже не было. Дыхание молодого человека стало сбивчивым и судорожным. Теперь при каждом шаге из груди вырывался непроизвольный стон. Рана на бедре горела огнем, а тело сотрясала дрожь. Хотелось только одного, чтобы стало тепло. Длинный шарф намертво вцепился в ветки и Эрнст от него избавился. Белый флаг капитуляции, безвольно повисший на острых еловых иглах, объявил всему лесу о том, что человек сдался, и теперь он полностью в его (леса) власти.

13

Но лесу он был не нужен. В конце концов, Эрнст оказался выдворен на занесенную снегом дорогу, с обеих сторон от которой тянулись обширные участки лесных вырубок. Деревья здесь свободно расступались в стороны, давая возможность лунному свету беспрепятственно властвовать среди искристых сугробов. Белая просека, волнистой лентой разрезая темный массив, полого спускалась на дно глубокого распадка, где резко сворачивала, огибая широкие бревенчатые стены. Молодой человек стоял, двумя руками опираясь на палку. Его шатало. Он смотрел на избы и не верил своим глазам. Там, внизу, есть тепло, есть большие русские печи, есть пестрые мягкие одеяла, горячий чай… там есть люди. Эрнст засмеялся. Это был беззвучный смех человека, уже обреченного на гибель, но внезапно обретшего надежду на спасение. Смех, который больше походил на плач.

Часто спотыкаясь, Хельвиг двинулся к деревне. Непослушные ноги то и дело цеплялись за острые кочки, съезжали в невидимую под снегом колею. Молодой человек падал и подолгу не мог подняться. Измученный и обессиленный, он боялся потерять сознание здесь, на ледяном спуске, не дойдя всего сотню метров до спасительных стен. Эрнст пытался звать людей на помощь, но из груди вырывались лишь хриплые стоны. Выронив из рук посох, солдат оставил его лежать поперек дороги. Вскоре он и сам, соскользнув в колею, уже не смог встать. Путь к спасению был бесконечным. Последние метры молодой человек полз, упираясь локтями в замершую землю. Пропитанный кровью бинт съехал с бедра и тянулся за ним черной траурной лентой.