Последнее письмо из Греции

– Погоди, дай договорить. Мне очень жаль, но этого ребенка она потеряла. Ему было всего несколько недель. Мы тихо перенесли утрату – никто, конечно, об этом не знал. Мне было стыдно, что согрешил, не проявил осторожность, мы так были поглощены друг другом. Я чувствовал свою вину. Бог наказал меня, и тот ребенок не выжил. Когда это случилось, ты была совсем маленькой, а Линдси от всего хотела тебя оградить. Она еще больше укрепилась в своем решении не жить вместе. Даже когда ты повзрослела, ей хотелось избавить тебя от страданий и в память о твоем отце. Прости. Сегодняшний день для тебя трудный, ты расстроилась.

Его глаза затуманиваются, и я невольно беру его за руку.

Я отчаянно пытаюсь понять, когда это произошло. Наконец всплывает смутное воспоминание. Мне было лет семь. Я, как обычно, проводила лето с Ташиной бабушкой, а мама уезжала работать. Вернувшись, она легла в больницу с кишечной инфекцией, как мне сказали. Но она потеряла ребенка, нашего с Тео сводного братика или сестренку.

После того лета она загрустила, и печаль так и не прошла. Теперь понятно почему. Она молчала ради меня. Жаль, что память о ней не осталась прежней: я только научилась справляться с горем. А теперь я словно все переживаю заново, оплакивая то, о чем не ведала.

Я плачу обо всем утраченном, не в силах сдержать слезы. О любви, детях, запретном будущем. Мечусь в мыслях между виной и гневом, любовью и жертвами. Мы с Тео могли бы вырасти сводными братом и сестрой. Тревожную мысль быстро сменяет другая: наверное, жертвы родителей пошли нам на пользу. Неудивительно, что мы с мамой понимали друг друга, когда ребенка потеряла я. Помимо материнского инстинкта она точно знала, что сказать и чем утешить. А сама все время молча переживала свою боль и вину.

Григор крепко сжимает мое плечо. Тепло его прикосновения объединяет нас в общем горе, мы оба плачем об утраченном. В тишине я постепенно прихожу в себя, осознав значимость услышанного.

И все это происходит в тот же день, когда мы с Тео признались друг другу в любви. Вовсе не предполагая, что идем по стопам родителей. Все это некоторым образом вновь подтверждает, как правильно я поступила, приехав сюда. Я приехала не только найти картину, хотя начиналось все именно с этого, – а чтобы обрести себя.

Мама привела меня сюда не только для того, чтобы явить миру утраченный шедевр, но чтобы я открыла для себя ее душу.

Это продолжение нашей семьи, ее новая глава. Только приняв прошлое, можно двигаться дальше. Но я ошеломлена. Мы с Григором вытираем слезы и смотрим друг на друга.

В воздухе витает молчаливое взаимопонимание. Мы оба сильно любим одного и того же человека, но по-разному. Мамин призрак все еще стоит между нами. У меня осталось много вопросов, но подозреваю, что ответы на большинство из них найдутся в письмах, когда приеду домой и достану конверт от адвоката, который не смогла открыть сразу. В письме к Григору она упомянула, что те послания помогут сложить головоломку. Хотя я делаю все наоборот, не так, как она хотела.

Это история ее жизни, но я читаю ее не в хронологическом порядке. Она хотела, чтобы я об этом узнала, но не нашла подходящих слов.

– Картина, которую я все время искала, висит у вас в кабинете, – смеюсь я. – Я ходила вокруг да около в ее поисках. Вы говорили, что в тот день, когда вы познакомились, она ее рисовала на берегу.

– Да, точно, – отвечает он.

– Мне хотелось бы узнать, где это произошло.

Я смотрю налево и направо вдоль берега, пока не замечаю, что Григор смотрит на песок. Он медленно вдыхает воздух, словно обычный вдох дорогого стоит. Я вижу, как напрягаются мышцы на его щеке. Подняв голову, он смотрит на меня, солнце озаряет смуглую кожу, она сияет потусторонним светом. Он гладит камень.

– На этом самом камне. Это было здесь. Мы на ее картине.

Глава 26

Тео стоит у дверей внутреннего дворика, озабоченно вглядываясь, как мы с его отцом возвращаемся. Я благодарна, что он дал мне поговорить с Григором наедине.

Он смотрит мне в глаза, чтобы понять, о чем я думаю. Я слабо улыбаюсь, качая головой. Григор входит в дом, а я остаюсь с Тео.

– Поговорим потом. Не здесь, – шепчу я.

Тео притягивает меня в надежные объятия. Не знаю, как это повлияет на наши отношения, но для меня только все испортило. Только мы разобрали неясности, как появился Роберт, а теперь наша любовь вновь подвергается испытанию.

Тео сочувственно меня целует, его губы словно говорят, что мы переживем и это.

– Знаешь, Софи, это не конец. Это ровным счетом ничего не меняет. Наши родители отказались от большой любви. Печально, да. И странно, что это была твоя мама и мой отец. Но только и всего. Жаль, что они нам ничего не рассказали. Но если бы мы об этом знали, оказались ли бы здесь вместе?

Он прав, и мне нужно смириться с тайной. Уважать чужое право на личную жизнь, если человек хочет сохранить ее в секрете. Только та часть, которую хотела скрыть мама, совпала с моим настоящим и, возможно, будущим. Но Тео не так близок с Григором, как были мы с мамой. Мне это кажется предательством, и я потрясена.