Последнее письмо (ЛП)

— Я так долго не могла прийти в себя. Просто жила от снимка к снимку, от химиотерапии к химиотерапии. Мы даже не покупали подарки за неделю до Рождества, потому что я не могла заглянуть так далеко в будущее. А теперь я могу заглянуть на пару месяцев вперед, — конечно были еженедельные сканирования, но пара месяцев казались вечностью, подарком, в котором нам было отказано.

— Мы просто будем наслаждаться каждой минутой, когда она чувствует себя хорошо.

— Верно, — согласилась я, кивнув, но при слове «ремиссия», которым разбрасывались, как пляжным мячом на концерте, меня охватила паника. Я всегда отодвигала мысли о смерти Мэйзи на второй план, но я также не думала о том, что она будет жить. Мой мир сузился до борьбы. Моя бесконечность существовала в рамках ее лечения, я никогда не смотрела далеко вперед, опасаясь, что это отвлечет меня от битвы в данный момент. — Мне кажется, я становлюсь жадной.

— Элла, ты наименее жадный человек из всех, кого я знаю, — его руки сжались, прижимая меня к себе.

— Я такая. Потому что я просила недели, а теперь хочу месяцы и годы. Сколько других детей из Национального фонда погибло, пока она боролась? Трое из Денвера? И вот я вижу этот свет в конце тоннеля и молюсь, чтобы это не был товарный поезд, идущий в нашу сторону. Это жадность.

— Тогда я тоже жадный. Потому что я готов отдать все за то, чтобы у нее было время. Чтобы оно было у тебя.

Мы отправились домой, и Мэйзи подпевала плейлисту Бекетта. Ее прежние переживания были отброшены на другой день. А мои переживания остались. Желание получить что-то, что было так недоступно, было далекой мыслью, а теперь, когда это стало реальной возможностью, это желание превратилось в кричащую потребность, которая отбросила все остальное и требовала, чтобы ее услышали. Мне нужны были не только эти несколько месяцев. Я хотела всю жизнь. Впервые с тех пор, как Мэйзи поставили диагноз, у меня появилась реальная надежда. А значит, мне было что терять.

***

Две недели спустя я ударилась спиной о стену в своей спальне, но едва заметила это. Мои ноги обхватили талию Бекетта, моя рубашка потерялась где-то между входной дверью и лестницей. Его рубашка упала где-то между лестницей и спальней. Его язык был у меня во рту, мои руки — в его волосах, и мы просто пылали.

— Сколько времени у нас есть? — спросил он, обдав мое ухо горячим дыханием, а затем поцеловал меня в шею, задержавшись на том месте, которое всегда вызывало мурашки по коже и жар в крови.

— Полчаса? — это была приблизительная догадка.

— Идеально. Я хочу услышать, как ты выкрикиваешь мое имя, — он отнес меня на кровать, и через несколько секунд, сбросив одежду, мы оба были обнажены.

Мы были экспертами в тихом сексе, таком, когда рот и руки скрывают звуки оргазма, когда ты украдкой идешь в душ или занимаешься сексом среди ночи, чтобы избежать неизбежных вторжений детей. Мы уже давно отодвинули изголовье кровати от стены. Но чтобы весь дом был в нашем распоряжении на полчаса? Это был повод проявить настоящий разгул.

Он придвинулся ко мне, и я обхватила его бедра ногами, пока он целовал меня до беспамятства. Каким бы скрытным он ни был, рассказывая о своей службе в армии, в постели он был открытой книгой. Наши тела общались без усилий, и с каждым разом нам удавалось делать это все лучше и лучше. Огонь, который, как я наполовину ожидала, должен был угаснуть, горел все ярче и жарче.

— Бекетт, — простонала я, когда он взял в рот сосок и просунул руку между моих бедер.

— Всегда такая готовая. Боже, я люблю тебя, Элла.

— Я. Люблю. Тебя, — каждое слово сопровождалось вздохом. Этот мужчина точно знал, как довести меня до грани всего лишь несколькими…

Звонок. Звонок. Звонок.

Я повернула голову в сторону, где увидела сотовый телефон Бекетта, лежащий на полу рядом с его джинсами.

— Это. Твой.

— Мне все равно, — сказал он, прежде чем поцеловать меня. Между его языком и пальцами я уже выгибалась навстречу ему, отчаянно желая максимально использовать время, проведенное наедине. Это были моменты, когда ничто другое не имело значения, когда вся вселенная таяла и ничего не существовало за пределами нашей постели — нашей любви.

Звонок. Звонок. Звонок.

Черт возьми. Я снова посмотрела и различила буквы на его экране.

— Это из отделения, и если они звонили дважды…

Бекетт зарычал от досады, но наклонился над кроватью, чтобы достать телефон.

— Джентри, — он прижался ртом к моему животу, и я провела руками по его широким плечам. — Мне все равно. Нет, — его язык прошелся по изгибу моей груди, а затем резко остановился.

Он приподнялся, и еще до того, как он произнес хоть слово, я поняла, что он уходит, потому что он был уже за миллион миль от меня.

— Я буду через десять минут, — он положил трубку и посмотрел на меня таким взглядом, который говорил, что он не уйдет, если он мне нужен.

— Все в порядке, — сказала я ему, уже сидя.

Он положил руку мне на колено.

— Я бы не пошел, если бы они не…

— Ты им нужен, — закончила я за него.

— Именно. В районе водопада Брайдл-Вейл произошло ДТП, и пропала десятилетняя девочка. Ее выбросило из машины. Это… это ребенок.