Цергард Эйнер вошёл в кабинет молча, без обычных в таких случаях фраз типа «вот я и вернулся, не скучали ли?». Сел, вернее, упал в кресло. Механическим движением, не глядя, открыл ящик стола, извлёк красивую синюю бутыль дутого стекла, зубами выдернул пробку, сделал большой глоток — по помещению распространился запах синильной кислоты. Отставил бутыль в сторону, и застыл, уставившись в пространство. Серые глаза были пусты, как у мёртвого. О существовании Гвейрана он будто забыл.
— Эй, — окликнул тот, встревоженный уже не на шутку, — что-то случилось? Тебе нехорошо?
Эйнер безмолвствовал. Пришлось подойти и тряхнуть за плечо. Только тогда он заговорил, голосом ровным и бесцветным, как много лет назад, когда спрашивал о смерти.
— Всё, — сказал он. — Конец! — и снова ушёл в пустоту.
Гвейран встряхнул его снова, хлопнул его по щеке для усиления эффекта, заорал чуть не в ухо:
— Да в чём дело-то?!! — он видел: случилось что-то ужасное, такое, что и словами-то, может быть, выразить нельзя — но выносить неведение больше не мог.
— Двадцать пять лет назад по всему миру на полсотни здоровых детей приходился один болотный. Сейчас — каждый второй. Ещё через десять лет будут рождаться
— Верно, — нетерпеливо кивнул Гвейран, он давно это знал, и все знали — ну и что?!
Эйнер поднял на него мёртвые свои глаза, проговорил отчётливо:
—
Гвейран вздрогнул. Вопрос не был риторическим. Ему, таинственному пришельцу из Космоса, носителю высшего разума, был он задан. Первой реакцией было отчаяние, мучительное и очень знакомое. Такое чувство испытываешь, когда у тебя на руках умирает раненый, вынесенный с поля боя. Он смотрит с надеждой, он верит, что теперь-то всё будет хорошо, и ему обязательно помогут, а ты знаешь, что помочь уже невозможно… Хорошо, что на этот раз длилось оно недолго. Гвейран умел мобилизоваться в экстремальных ситуациях, решение пришло быстро.
— Прекрати! — велел он жёстко. — Приди в себя! Это не конец. Скажи, ты слышал о клонировании?
— Да, — закрыв глаза, прошелестел цергард, ему изменили силы, — так хверсы размножают.
— Так и человека можно размножать, если есть нужда.
— ПРАВДА?!!
— Правда, — подтвердил тот. — Способ не самый оптимальный, но всё же лучше, чем гибель человечества. Выбирать в нашем положении не приходится.
Это действительно был выход. Простая и надёжная, годами отработанная технология — не на людях, понятно, но какая, по большому счёту, разница? Оставалось определиться с деталями: как заставить Землю поделиться ею с далёким, деструктивным и бесперспективным Церангом?
— Вот что, — решил Гвейран, — ты выпей ещё кватты и пойди отдохни, на тебе лица нет. А я вернусь в камеру, всё обдумаю. Вечером встретимся, обсудим. Договорились?
— Да, — покорно кивнул тот, поднёс руку к кнопке вызова конвоя… — Только… Пожалуйста, прошу вас… Не говорите никому, не говорите в камере, там прослушка… Если хоть кто-то узнает, если
Он обнял его за плечи, как когда-то, много лет назад, заглянул в бескровно-белое лицо, в молящие глаза…
— Не бойся, мальчик. Всё будет хорошо. Сдохну, но не подведу.
Тот молча кивнул в ответ и облизнул пересохшие губы.
…А спустя полчаса, спокойный и бодрый цергард Эйнер уверенно шагал по коридору Генштаба, торопясь на внеочередное заседание Совета, посвящённое обстановке на фронтах и продовольственной ситуации в стране. И ни одна живая душа не могла догадаться по его виду, какое потрясение ему только что пришлось пережить. Спасибо отцу за жестокую науку…
Верно говорят, беда не приходит одна.
Весна — голодное время. Целый час длился доклад Верховного цергарда Звара, и по словам его получалось, что положение близко к катастрофе. Обычно главы ведомств были склонны приукрашивать неприглядные ситуации, чтобы не выказать себя некомпетентными руководителями. На этот раз дело было серьёзно настолько, что Звар побоялся личной ответственности и вывалил всё как на духу, откровенно и безжалостно, с цифрами, выкладками и расчетами.