Последнее поколение

— Аг… в смысле, Тапри!

— Очень приятно, — вновь улыбнулась она, — а по отцу?

— Просто Тапри. Я сирота, и рода своего не знаю, — вздохнул он обречённо: кому такой нужен? Сейчас она встанет и уйдёт…

Девушка сочувственно спрятала лицо в ладонях, покачала головой.

— Бедный! Мне вас очень жаль…

Вот так они и познакомились.

Если бы Тапри разбирался в женщинах лучше, он мог бы понять. У невзрачной «болотной» девушки на самом деле было слишком мало шансов найти себе хоть какого-то парня, она любому была бы рада: простому солдату, разборщику завалов, санитару… О том, что судьба сведёт её с офицером контрразведки, да ещё из самого Генштаба, да ещё из числа своих — о таком счастье Вегда Зер-ат не загадывала даже в самых смелых мечтах. Она вздохнуть лишний раз боялась, лишь бы его не спугнуть, какие уж там пощёчины!

И если бы Тапри это понимал, ему не пришлось бы потом радостно удивляться, сколь вольны нравы в столице, и как быстро здесь происходит то, чему в родном его Круме обычно предшествуют долгие месяцы коротких свиданий, трепетных ухаживаний и романтических прогулок при Даге в обход комендантского часа. Но юный агард пребывал в том блаженном состоянии, когда мозги человеку отказывают напрочь, остаётся одно сердце.

Он был такого скромного мнения о собственной персоне, что тем же вечером, по дороге к Генштабу, ему вдруг пришло в голову жуткая мысль: уж не служит ли его любовь чьим-то агентом, не приставлена ли к нему специально? Иначе как объяснить случившееся чудо? Надо проверить, решил он. Самому, или регарда Хрита попросить… И тут же до боли устыдился этих грязных идей, нездоровой своей подозрительности, даже работы, превращающей нормальных людей в параноиков. Милая, нежная Вегда отдала ему самое ценное, что бывает у девушки — он не смеет, не смеет думать о ней плохо! Это низко, это недостойно звания офицера!..

Хорошо, что на дворе был второй закат, и редкие прохожие, спешащие по домам в преддверие комендантского часа, не могли разглядеть его лица в сгустившихся сумерках. Иначе они увидели бы слёзы.

Верно, не было ему покоя в тот день, и за минуты блаженства пришлось расплачиваться смятением души. Уже на подходе к штабу он вспомнил ещё одну важную вещь. С некоторых пор в вооружённых силах Арингорада был установлен такой порядок. Каждому здоровому солдату, отправлявшемуся на побывку или даже в короткое увольнение, интендантская часть выдавала специальный комплект для новорожденного: три серые пелёнки и маленькое синтетическое одеяльце. Военнослужащий-мутант получал там совсем другой набор: из пяти штук, с изображением обольстительной дамы на упаковке. Мера эта носила характер исключительно рекомендательный, тем более, что проконтролировать её исполнение было невозможно. Но Тапри, как настоящий офицер, соблюдающий интересы Отечества, и просто как порядочный человек, не должен был ею пренебрегать. Бедная девушка потеряла голову — он, как мужчина, обязан был позаботиться о личной её безопасности. А он этого не сделал. И нет ему оправдания, в случае чего…

Короче, на службу старший агард Тапри прибыл в состоянии крайне взвинченном, целый спектр эмоций переполнял его неопытную душу.

— Да-а! — только и сказал цергард Эйнер, и отправил адъютанта спать.

Но ему не спалось. Лежал в темноте с открытыми глазами, и вспоминал, деталь за деталью, крошечную полуподвальную комнатку в общежитии на Второй Линейной. Там было промозгло и сумрачно — окно, часто заклеенное вертикальными и горизонтальными полосками бумаги, чтобы стекло не выбило ударной волной, плохо пропускало свет. Говорят, если клеить не решёткой, а по диагонали, как на траурных портретах, достаточно будет всего двух полос. Но кто на это решится, кто не побоится накликать беду? Под окном стоял стол, покрытый клеёнчатой скатертью, жёлтой, в крупный белый горох. На одной из горошин чернилами была нарисована смешная рожица — глазки, носик, маленький рот… Это воспоминание особенно умиляло, потому что при всей своей схематичности, рисунок напоминал её лицо. У дальней от окна стены размещалась железная казарменная кровать с плохим, жидким матрасиком. Она имела очень неприятное свойство — в самый ответственный момент лязгала громче гусеничного вездехода, очень смущая Тапри. Ему казалось, весь дом слышит. «Не бойся, соседи на работах, мы тут одни», — улыбалась Вегда, натягивая ему на голые плечи старенькое потёртое одеяло, которое так и норовило сползти на пол.