Вернувшись с последнего допроса, Вацлав не стал скрывать от соотечественников факт нарушения инструкции 163/15. Он зал, что понимания не встретит, но ему было безразлично их мнение. Его обвиняли в безответственности, вменяли в вину должностное преступление, а молодой наблюдатель Ромашек и вовсе обозвал предателем. Но у Гвейрана почему-то сложилось впечатление, что все эти громкие слова и праведный гнев были рассчитаны исключительно на публику, а в глубине души каждый был рад тому, как обернулось дело. Рано или поздно это всё равно должно было произойти, пытки или наркотики развязали бы чей-то язык. При новом же раскладе все они оставались чистенькими, и это не могло их не радовать. Опять же, бить не будут…
— Теперь нас станут держать здесь в качестве заложников, — он решил подлить масла в огнь, просто так, чтобы жизнь мёдом не казалась. — У цергарда Эйнера какие-то виды на наш счёт.
Лица людей окаменели. Праведное негодование сменилось обычным человеческим испугом.
— Чего же он от нас хочет? — натянуто спросил наблюдатель-экзопсихолог Мартин Брооген.
— Не от нас, а от Земли. Чего именно, не знаю, но не премину спросить при случае, — обещал Гвейран и, растянувшись на койке, принялся демонстративно листать старую подшивку газеты «Во славу Отечества!».
Не смотря на своё ура-патриотическое название, а может, именно благодаря ему, газетёнка оказалась пустой до предела и читать в ней было решительно нечего. Наверное, это понимали даже в Генштабе, потому что в камеру 7/9 её принесли не с целью пропаганды идеалов этого мира, а, для гигиенических, скажем так, нужд. Видно, сочли ненужным расточительством, баловать смертников туалетной бумагой. Гвейрана здорово позабавило, когда коллеги, обнаружив в отхожем месте стопу газет, устроили настоящую дискуссию на тему местных обычаев и вывели, в результате, целую теорию. Якобы, в процессе дефекации индивид получает особый вид положительных эмоций, и в этом радостном состоянии склонен к позитивному и некритичному восприятию любой информации, в том числе, агитационного характера. Чем и пользуется, коварно и умело, контрразведка Арингорада.
Теория просуществовала недолго — до того момента, пока первый из посетителей нужного помещения не заметил, что знакомый серый рулончик отсутствует на привычном месте. Это вернуло господ-учёных из мира интеллектуальных иллюзий к суровой действительности Церанга. Однако, часть газет было решено сохранить, какое ни на есть, а развлечение.
… А обещание Гвейран выполнил, насчёт «видов» спросил, при первой же встрече.
Эйнер отвечал откровенно, вернее, не отвечал даже — рассуждал вслух.
— Пока трудно сказать. Во-первых, ещё не вполне известно, какую ценность вы представляете для своей планеты, и на что ваши власти готовы пойти ради выкупа ваших жизней. Не думаю, что нам следует рассчитывать на многое, если вас до сих пор не хватились и не потребовали освобождения… Или у вас тоже принято жертвовать заложниками?
— Не принято, — заверил Гвейран. Но добавил, подумав. —
— Надо же! — искренне обрадовался мальчик — Неужели я первый?! Это будет историческое событие, правда?
— Несомненно. Во всех газетах пропечатают! На первой полосе! — Гвейран не удержался от иронии.
Цергард Эйнер стрельнул в него насмешливым взглядом.
— Хотите сказать, ваша сверхразумная космическая цивилизация до сих пор пользуется бумажными газетами? Может, вы и в туалет с ними ходите? Чтобы некритично воспринимать информацию через зад?
Значит, язык понимать уже научились, понял Гвейран. Лихо работает контрразведка!
— А во вторых, — продолжил мысль цергард, — я просто не знаю, что именно потребовать, чтобы и польза была, и не выйти за пределы разумного. Может, вы подскажете?
Это была уже не насмешка, скорее, деловое предложение.
— Я подумаю, — обещал пришелец наиграно-сухо.
Тогда этот разговор позабавил обоих. Если бы они только знали, какое трагичное продолжение он получит и как скоро это произойдёт…
В первый же свободный день агард Тапри познакомился с девушкой. По штабному распорядку, адъютантам
Но цергард Эйнер сказал, что он, хвала Создателям, пока не инвалид, и способен какое-то время функционировать самостоятельно, без посторонней помощи. И ещё он сказал, что служение Отечеству и Совету — дело достойнейшее, однако простого человеческого счастья оно не заменит, разве что служитель окажется вконец свихнувшимся фанатиком. Хочется верить, что его новый адъютант к таковым не относится и найдёт чем себя развлечь в выходной.
Тапри опять было стыдно признаваться самому себе, но позиция начальства его обрадовала. Служба отнимала всё время, он даже в городе толком побывать не успел, только и видел, что полуразрушенную улицу по дороге к госпиталю. Досадно. Всё-таки столица, интересно посмотреть.