Последнее поколение

А Гвейран оказался прав. Очень скоро заухало, загрохотало всё вокруг, так, что страшно было хоть на секунду зарыть рот, могли не выдержать барабанные перепонки. Квандорские мины летели сериями по десять-двенадцать штук, с короткими перерывами. Они рвались вокруг, вздымая фонтаны маслянистых чёрных брызг. Топь клокотала и кипела, самые крупные воронки затягивались на глазах. Арингорад отвечал непрерывным огнём из понтонных орудий, снаряды летели, оставляя в тёмном небе огненные следы. Мелким пунктиром сверкали трассирующие пули. Пулемёты стрекотали, не умолкая ни на секунду, вели веерную стрельбу — слева направо, справа налево, низко, над самым субстратом. Тут уж не будешь ни о грязи думать, ни о том, что в ней похоронено — с головой нырнёшь. И вспомнишь, ох, вспомнишь родную планету-матушку, да не солнышко, небо и травку-муравку, а землю, надёжную и твёрдую, самой природой созданную, чтобы окопы рыть…

Первый бой — это всегда страшно. Бой ночной — страшно вдвойне. Крутится в темноте огненная, грохочущая карусель, и разобрать невозможно, где свой, где враг, где передний край, где тыл, куда бежать, куда стрелять, в кого целиться, и кто в этот миг целится в тебя. Бой дневной — это азарт атаки и чувство товарищества. В ночном бою человек одинок, каждый сам по себе, и помощи ждать не от кого. Рассчитывать можно лишь на собственный опыт, а если нет его — уповай на счастливую судьбу и молись Создателям, вдруг да повезёт, и останешься в живых, и захочешь вспомнить потом, как оно было, но в голове окажется лишь огненная каша, а на теле — кровоподтеки и ссадины, а то и раны, неизвестно в какой момент полученные. Потому что боли в бою не чувствуешь, она приходит позднее.

Всё это предстояло узнать агарду Тапри в ту ночь.

Позже, когда кошмар закончился, и он пытался восстановить в памяти ночные события, ему было стыдно до слёз, хуже, чем после нападения бронзоггов на крумской трассе. Ему опять казалось, будто он вел себя ужасно, как последний трус: дрожал, скулил, цеплялся за руки пришлеца и самого господина цергарда, и когда пришла пора бежать, из укрытия его выгоняли пинками…

На самом деле, вёл он себя ничуть не хуже любого новобранца, и даже лучше многих из них, потому что присутствие высокого начальства в какой-то мере мобилизовывало его, не позволяло полностью отдаться во власть эмоций. К примеру, он счастливо избежал пушечной болезни, иначе, наверное, и вовсе застрелился бы, не пережив такого конфуза.

А укрытие у них было замечательное — такое и впрямь жалко было покидать. Взорванный болотоход лежал на боку, до половины погрузившись в топь. Бронированная туша его надёжно защищала от пуль и осколков, пожалуй, единственной опасностью было прямое попадание мины, но ведь бомбы, как известно, в одну воронку два раза не бьют. Но тут существовала сложность иного рода — не им одним это убежище приглянулось. Время от времени рядом оказывались посторонние люди, и цергард даже переговаривался с ними коротко, восхищая юного адъютанта своей выдержкой, и воды кому-то давал, из собственной фляжки. А одному пришелец Гвейран перевязал голову, и тот убежал вперёд, ничего подозрительного не заметив. Так перепачкалась грязью одежда — в темноте не разобрать было, что она не форменная.

Арингорад шёл в атаку. Тёмные, пригнувшиеся силуэты мелькали на фоне озарённого вспышками неба, пробегали мимо.

— Ну, пошли, что ли, — весело прокричал цергард Эйнер, и зубы его, и глаза сверкали белым на чёрном от грязи лице. — Пора, не то отстанем! Придётся сначала начинать!

Поднял за шиворот адъютанта, и они побежали вместе со всеми, навстречу пулемётному огню, прямо на ряды колючих проволочных заграждений, ни о чём не думая, ничего не соображая, повинуясь исключительно животным инстинктам, древним и спасительным.

Бежали, падали в топь, лицом в кровавое месиво, поднимались и бежали дальше, по трупам, сквозь бреши в ограждениях, и были моменты, когда Тапри казалось, что он потерялся, остался совсем один, тогда мысли окончательно путались, он не понимал больше, в какую сторону бежать. Но всякий раз рядом оказывался цергард Эйнер, грубо — с бранью и тычками, придавал ему ускорение в нужном направлении, и агард от радостной благодарности пускал слезу.

…Главное — всё оказалось напрасным. Наступление захлебнулось. Бег прекратился. Вопль ужаса прокатился по рядам вжавшихся в топь солдат, и потонул в оглушительном низком рёве. Им навстречу шли знаменитые «болотные танки».