- Думаешь – мы здесь в игрушки играем? Мол, заврались совсем, старые маразматики, а тут – бац! – принцесса и я на лихом истребителе! Все проясним, всех обличим и построим – так? Ну, подружке твоей я быстро мозги поправлю – и не посмотрю, что аристократка. Ежели голова там только для короны, значит, надо ума через другое место добавить. Ремешком... а ты, друг мой – слушай внимательно: продолжишь в том же духе – головы лишишься быстрее, чем в ней заведутся хорошие мысли. У Вейдера много врагов. И твои детские обиды – вкупе с идиотскими выходками вроде сломанной двери – подвергают тебя и окружающих серьезной опасности. Во-первых, ты не можешь контролировать свою Силу – и срываешься на пике эмоций, – Люк немедленно вспомнил Лею и картинку из ее памяти: изломанное тело в луже собственной крови. – А во-вторых, в Империи достаточно убийц, натасканных на таких, как ты. Они справлялись с джедаями, тренировавшимися с пеленок. Думаешь, проколются на тебе? Я скорее поставлю на охотников. Правда, твоего папочку они сильно побаиваются – ну, да найти пару меркантильных тупиц – не проблема. А на такого неуча, как ты, много не надо.
- Значит, Вейдер и правда мой отец, – Скайуокер прочел файл, но только сейчас, когда Линнард столь естественно назвал его «папочкой» – поверил до конца. Он пытался оставить малейший шанс для ошибки, надеялся на нее. И вот, его разуверили окончательно.
- Ты должен был узнать это по-другому, – гнев врача угас так же неожиданно, как появился. – Это он должен был тебе рассказать... объяснить... ну, ты же видишь, что творится. Извини, что накричал – но я действительно зол на твою подружку.
- Она хотела помочь...
- И что – помогла? Люк, пойми, знания – это тоже оружие. Представляешь, каким козырем ты являешься для наших врагов? Мы с Темным Лордом сейчас в одной команде – и, на его месте, я бы запер тебя в каюте, не давая рисковать. Потому, что ставки очень высоки. Ты скверно разбираешься в политике, но ситуация очень сложна. За последнюю неделю слетело столько высокопоставленных голов, что нам не до таких «глупостей», как чьи-то обиды. Что есть эмоции, когда речь идет о жизни? В частности – о твоей, – врач прошелся по каюте и продолжил, уже намного спокойнее: – И Вейдеру и мне было крайне неприятно держать тебя в неведении, но мы отлично знали: такая информация – это настоящий удар. А сейчас нам некогда бороться с последствиями, утешать, пояснять и устраивать исторические экскурсы. Видишь ли, если вспоминать про Энекина, то надо много чего пояснять... и в такой информации мало приятного. Он ведь имя не ради блажи сменил... все, что мы могли позволить себе в настоящий момент – это несколько подготовить тебя к истине.
- Зачем?!
- Ответь, назовись Вейдер твоим отцом там, но Татуине – ты бы поверил?
- Нет. Решил бы, что он издевается. Бен ведь сказал...
- Да, я помню. Вот и ответ. К тому же, для Милорда ты тоже был незнакомцем. Вот он и решил несколько сблизиться, пожить рядом, узнать друг друга получше. Да и тебе нужно было время, чтобы привыкнуть...
- Разве отец не знал про меня?
- Он получил эту информацию лишь недавно – и сразу полетел на Татуин.
- Значит, этот шлем он носит, чтобы его не узнали?
- Чтобы не умереть, юный болван, – рявкнул потерявший терпение врач. – Твой любимый Кеноби постарался.
Слова словно ударили Люка, Он отшатнулся и побледнел.
Ведь он слышал из уст Сида, что джедаи враждовали с ситхами, он слышал, что Кеноби послали убивать его отца. И он получил меч из рук Кеноби. Меч, который Вейдер назвал мечом Энекина. Почему он не связал все это в одну цепь? Почему сам не дошел до такого вывода?
- Вы его... до этого... и не знали? – сорвавшимся голосам спросил Люк. – Я помню, вы говорили, что Энекина не знали лично. Только потому, что лечили Дарта Вейдера?
Врач кивнул.
- Все верно. Не знал. До последней недели не знал настоящего имени своего пациента.
- Но вы ведь видели его в Голоновостях. Вы же сами говорили.
- Логично, ситх побери! Но где была твоя логика раньше?
- Вы не ответили на вопрос.
- Чтобы узнать Энекина Скайуокера в моем пациенте даже не знаю, кем нужно быть, – и так как Люк непонимающе уставился на Линнарда, тот пояснил: – Твой отец был в таком состоянии, что его никто бы не узнал: Даже из близких.
- Ему было так плохо?
«Плохо! Если бы плохо – было бы весьма хорошо».
И врач сердито буркнул:
- Попробуй, сунь руку в огонь. И спроси еще раз.
Люк удивился, но не информации о ранениях.
- Вы сердитесь, док?
- Нет, я радуюсь. Безумно, – в противовес словам, лицо Линнарда выражало смесь раздражения и какой-то застарелой боли. И, словно почувствовав настроение Люка, врач ехидно спросил: – Что, не заметно?