– Хороший ты мужик, Стэн, поэтому тоже отвечу тебе честно: Генри Моро, будучи в своём уме, ни за какие деньги добровольно в психушку не полезет, – похлопав его по плечу, искренне ответил я и вновь вышел на серые улицы.
Вскоре правильность принятого мною решения касательно этой предлагаемой авантюры подтвердил и мой знакомый, Леон Кёртис, вот уже много лет числящийся старшим медбратом Аркхемской лечебницы для душевнобольных, куда я направился сразу после посещения конторы заказчика для получения дополнительных сведений о клинике Восточной Луизианы и, в конце концов, простого дружеского совета.
– Даже не вздумай, – устало сказал Леон после того, как внимательно выслушал меня. Он ещё не успел уйти домой с ночного дежурства, поэтому мне сказочно повезло поймать и уговорить его зайти вместе со мной в закусочную по соседству, чтобы за чашкой двойного эсперссо со сливками, который он предпочитал всему остальному, поделиться со мной своими соображениями.
– Генри, это самое худшее учреждение в штатах после «Хребтов» в Огайо и «Трентона» Нью-Джерси, – продолжил Кёртис. – Тебе это мало о чём говорит, но уж поверь мне на слово: с «Фермы» не возвращаются. И дело тут не в каких-то особых порядках там, или процедурах, опытах, операциях и прочей дряни, как ты можешь подумать. Этого везде хватает. Здесь вся соль в верхушке, – он замолчал, делая глоток.
– Что ты имеешь в виду?
– Весной 1925 года за два месяца там пропало сорок пациентов, в том числе несколько лечащих врачей, среди которых был аркхемский психиатр Нил Пикард. Конечно, наша администрация тут же подняла шум из-за исчезновения массачусетского интерна! Но в этом-то вся и суть, Генри: всем заткнули рты, а дело спустили на тормозах. Уехал, мол, ждите, объявится. Да вот до сих пор ни слуху, ни духу, – многозначительно развёл руками Леон. – И если порыться в истории, подобных дел, связанных с «Фермой», масса. Это одно из последних. Будешь смеяться, но у нас здесь считают, что их совет директоров связан с кем-то очень могущественным. Кто-то влиятельный им помогает, поэтому и не трогают. Они как бы есть, а, вроде бы, и нет. Вне системы. Ни одно учреждение министерства здравоохранения США не ведёт с ними дел. Странно, не правда ли? Поэтому если твой Итон ручается за то, что легко вытащит тебя оттуда, ставлю своё месячное жалование, что в случае твоей командировки, мы с тобой больше не увидимся, Генри. Либо он как-то связан с этой организацией, что даёт ему исключительные полномочия для подобной уверенности. Так-то.
Далее после серии коротких незначительных вопросов и реплик мы покинули «Ресторанчик Флитвуда», и я, поблагодарив друга и распрощавшись с ним, уже бесповоротно убеждённый в абсурдности предлагаемой мне работы, постоял ещё немного, глядя, как старина Кёртис неспешно бредёт домой вдоль Федерал-стрит в сторону шоссе, ведущего из Ньюберипорта в Инсмут.
Да-а-а, старый дремлющий Аркхем, древний тёмный Мискатоник… что тут ещё сказать: с каждым прожитым годом я всё больше и больше подхожу вашей седой престарелой компании. Ещё лет пять-шесть назад я бы принял вызов и с неиссякаемым энтузиазмом отправился выводить на чистую воду правящую шайку этой самой «Фермы», а теперь уже нет, не хочу. Всю свою сознательную и уже почти конченую жизнь я потратил на поиски и обнаружения, поимку и расследования, и теперь по прошествии многих лет и десятков сотен раскрытых дел могу с уверенностью сказать, что скрыть в нашем мире можно практически всё, даже самое чёрное дерьмо, также как и сбежать от любого наказания, правосудия и сыщика. Да-да, я в этом полностью убеждён. Можно, по крайней мере, в нашей стране. Однако при всём при этом на свете есть одна вещь, которая найдёт тебя везде, где бы ты ни скрывался и ни прятался, от него не спастись, оно, в конце концов, прикончит тебя, если не найти компромисс жить с ним мирно. Это – твоё прошлое. Так считала Лили.
Если в какой-то миг внутри поселяться жалость и сожаление о когда-то содеянном, ты пропал. Это скотское чувство будет преследовать тебя и медленно убивать, заглядывая в глаза с потёртого выцветшего от времени фотоснимка. Эти картинки, голоса из прошлого буду сводить с ума, и единственным спасением станет работа, которая исключит любую возможность оставаться наедине с собственными мыслями. Полностью зарывшись в дела, а в оставшееся время с помощью бутылки, тебе кажется, что ты обрёл какое-никакое душевное спокойствие и вывел формулу возможного существования. Однако чёрная дыра внутри растёт, она снедает тебя всё больше и больше, и в один момент добирается до твоих снов, где ни алкоголь, ни работа уже не спасут.