– Ну, с русским, французским, немецким, я думаю, ты сам разобрался? – он взглянул на меня, и прочёл ответ на моей физиономии. – Это одно и то же слово: что-то вроде «умри» или «сдохни». Примерно то же самое написано на албанском и греческом. А вот это что такое интересное, я даже не знаю, – произнёс он, переворачивая бумагу то так, то эдак. – Как будто даже не индоевропейская языковая семья. Откуда ты перерисовал эти элементы? Это определённо какое-то письмо, язык, в смысле. Но, наверное, уже не ностратическая ветвь евразийского языка… Видишь вот эти линии? Похоже на шумерскую клинопись, или что-то из семитохамитских групп, – задумчиво проговорил он и засмеялся. – Я, я не знаю, Генри. Ты же не мог это выдумать? Или во сне нарисовать? Это какие-то реальные, но уже несуществующие языки.
– Разглядел эти завитушки на этикетке дешёвого вина, – честно и совершенно серьёзно ответил я.
– Всё с тобой понятно, детектив, – сказал Анджей и покачал головой. – Ничего нового. С тобой невозможно разговаривать. Подожди меня здесь, пойду, покажу профессору Райсу: он знаток древних языков.
Молодой учёный вернулся спустя около получаса и рассказал, что его преподаватель очень заинтересовался моей находкой и чуть позже он обязательно встретится со мной, чтобы прояснить несколько моментов. Уоррен Райс также попросил оставить листок у себя с целью проверки нескольких символов и рисунков, которые с ходу не поддались его расшифровке. Особо профессора взволновали переписанные моею рукой непереводимые и неизвестные ему слова, принадлежащие мёртвым языкам, о которых знает только узкий круг специалистов по всему миру. Вдобавок ко всему учёный разглядел некоторое сходство между несколькими фрагментами «записей Моро», как окрестил мою находку Райс, с некоторыми элементами загадочного и до сих пор нерасшифрованного «Манускрипта Войнича».
Если же опустить всю необычайность и невероятность такого одновременного соседства на крошечном клочке бумаги разношёрстных языковых фрагментов разных культур, эпох и рас, то в общем и целом можно сказать, что большинство переписанных мною слов имеет, примерно, одно и то же значение, а именно – «не живи», «умри», причём именно в повелительной форме, а где-то в форме прямого приказа или напутствия.
Занятное пожелание, думал я, покидая университет, раздосадованный и ещё больше запутанный: быстро решить вдруг возникшую задачку не получится. Стало ясно, что у, на первый взгляд, разрозненных посланий общий смысл, который не сулит ничего хорошего обладателю бутылки этого вина. С другой стороны мне до сих пор непонятно: зачем писать такое на всевозможных существующих и несуществующих языках к тому же так, чтобы никто не заметил написанное? Что-то вроде скрытого кода? Шифра? Пророчества для тех, кто будет пить «Ллойгор»?
Бред какой-то, однако после пронёсшихся вихрем в голове мыслей пить это пойло на какое-то мгновение мне дальше расхотелось. Но только на краткий миг, поскольку, вспомнив его необычный непередаваемый вкус и притягательный запах, я сглотнул тут же скопившуюся во рту слюну от жуткого желания поскорее откупорить очередную пинту этого напитка. Вот дьявол! Я почувствовал, как меня охватила неимоверная тяга вновь забыться в его дурманящем пьянящем водовороте, дарящем непередаваемые ощущения и отрывающем тебя от тошнотворной реальности и гнили обыденной жизни.
Пробираясь сквозь заполнивший все аркхемские улицы густой белый кисель, я думал о том, что воздействие «Ллойгора» на сознание не похоже на обычное опьянение, которое мы испытываем от любого другого алкоголя. Да, он точно также расслабляет, помогает отстраниться и отрешиться от окружающего пространства и проблем, при этом как будто бы
Взглянуть бы на состав, так, ради интереса, вдруг подумалось мне, и я, резко развернувшись, зашагал в обратном направлении, где на Мейн стрит 45 находилась аптека мистера Бауэра, у которого с наступлением сухого закона вот уже восемь лет подряд я втихую из-под полы незаконно покупаю алкоголь.
Глава 3. Аптекарь