Последнее слово за мной

Последние несколько лет власти искали применение много раз перестроенному зданию и остановили свой выбор на искусстве. Сама галерея занимала второй этаж, на первом размещался союз городских живописцев, а на третьем — выставочный зал под названием «Мы и современность», где взорам граждан предлагались работы местных художников. Я подумала, что именно здесь А. Морозова должны хорошо знать — если он местный, конечно, и портрет не был привезен Полиной бог знает откуда.

Расплатившись с водителем, я торопливо вошла в огромный подъезд и огляделась с некоторым удивлением.

Снаружи здание выглядело свежеотремонтированным, нарядным и на редкость крепким, подъезд же являл собой иную картину: строительные леса, мусор, облезлые стены, прикасаться к которым казалось чрезвычайно опасным — а ну как рухнут?

Мои шаги гулко отдавались под сводами, налево уходил узкий коридор, на стене жирная стрелка и надпись «Союз». Лаконично, а главное — понятно. Пошарив вокруг глазами, я обнаружила за строительными лесами широкую лестницу и заспешила туда. Лестница была металлическая, старинная и без перил, а очередная стрелка указывала: «Галерея».

В галерее стояла благоговейная тишина, где-то слева тихо переговаривались, я собралась идти в ту сторону и вдруг увидела женщину — она сидела в кресле возле окна и читала журнал.

— Здравствуйте, — стараясь не нарушать священную тишину, сказала я.

Женщина взглянула поверх журнала, отложила его в сторону и улыбнулась:

— Интересуетесь живописью?

— В общем, да…

— У нас все работы продаются… прекрасные художники. Я хотела спросить об А. Морозове, но передумала: для начала стоит пройтись по галерее. Вскоре я с облегчением вздохнула: первый же встреченный мною портрет был подписан "А.

Морозов". Побродив с полчаса по двум большим залам и решив, что времени для осмотра прошло достаточно, чтобы мое возвращение не показалось невежливым, я поспешила к женщине.

— Понравилось? — проявила она интерес.

— Да, очень. Особенно портреты.

— Вы можете свой портрет заказать. — Она кивнула куда-то за мою спину, я оглянулась и справа от входной двери увидела портрет мальчика лет двенадцати в тяжелой раме. — Очень хорошая работа, по-моему, — сказала женщина. — Если заинтересуетесь, я позвоню художнику, он с вами свяжется. Берет недорого, а память на всю жизнь.

Портрет мальчика был подписан так мудрено, что фамилии автора я не разобрала.

— А с Морозовым связаться можно? — спросила я. — Мне его портреты очень понравились.

— Он сейчас выставку готовит в Доме творчества, знаете, где это? Рядом с торговым центром «Ополье». Поговорите, может выберет время… но он дорого берет. А вот Бубнов у нас и по фотографиям портреты пишет, но это так, знаете… — Женщина презрительно махнула рукой и вновь уткнулась в журнал, а я заспешила в Дом творчества.

Найти его труда не составило, небольшое двухэтажное здание прилепилось одним боком к ограде католической церкви, устремившей узкий шпиль в высокое небо. Но вот проникнуть в Дом творчества оказалось нелегким делом: все четыре двери, которые удалось обнаружить, были заперты, звонки отсутствовали, а мой интеллигентный стук в одну из дверей не дал никаких результатов. Я совсем отчаялась, и тут дверь как по волшебству распахнулась, выпуская на волю двух дам бальзаковского возраста. Одна была в шляпе с вуалью, а другая в лихо заломленном на одно ухо берете. Оба головных убора выглядели нелепо. Солнце палило почти по-летнему, из джинсов и свитера хотелось перебраться в шорты и майку, но у женщин, видно, было свое мнение о погоде, на плечах у обеих красовались кожаные куртки, правда, расстегнутые.

— Извините, Морозов здесь? — возвысила я голос, перебивая одну из женщин на середине фразы. Она ответила кивком, и я прошмыгнула в дверь.

— Дверь заприте! — прокричали мне вдогонку. Нижний этаж был пуст, по крайней мере, ничто ну намекало на присутствие людей, а вот наверху кипела работа: стучали молотком, что-то отпиливали и даже матерились. Я торопливо поднялась по крутой лестнице и нос к носу столкнулась с парнем лет двадцати семи в черном свитере, с длинными, заплетенными в тугую косичку волосами.

— Где можно увидеть Морозова? — неожиданно пролепетала я.

— Я Морозов, — слегка удивился он. — А в чем дело? Теперь пришла моя очередь удивляться; парень вовсе не соответствовал представлению о художнике Морозове, которое успело у меня сложиться. Тот казался мне пожилым, склонным к сентиментальности и обязательно с бородой.

— Вы извините, что от дел отрываю, — собравшись с силами, сказала я. — Можно с вами поговорить? Пять минут?

— Почему пять? — хохотнул он. — У нас вся жизнь впереди. Пройдемте вот сюда, здесь стулья найдутся, если поискать.

Один стул действительно нашелся, на него было предложено сесть мне, а Морозов устроился на подоконнике. На меня он смотрел с удовольствием, пожалуй, чересчур пристально, я даже собралась было испугаться, но одернула себя: «Он художник».

— А вы очень красивая, — вдруг заявил он. — Я бы с удовольствием написал ваш портрет. Вот так, сидящей у окна, чтобы свет падал справа…

* * *