Читаем Последнее свидетельство полностью

И погибший еще в четырнадцатом году на германском фронте отец, и учительствующая на селе мать - педагоги. Значит, интеллигенты. И сам Слава, следовательно, тоже интеллигент. Не лучший, право сказать, вариант по тем временам.

"- Ладно, - сказал Неклюдов. - А вот достаточно ли вы подготовлены руководить нашею молодежью?"

Нет, претензий к Ознобишину вроде бы и нет. Но молод, к тому же из интеллигентов. И представитель губкома предлагает: "Переведем в кандидаты, пусть поучится, а дальше посмотрим".

"Неклюдов повернулся к Ознобишину:

- А что скажешь сам?

Однако спрашивать Славу было излишне. Он стоял, вдавившись спиной в стену, и плакал. Нет, не вздыхал, не всхлипывал, а плакал..."

В лице Ознобишина литература приобрела героя, являющего высокие примеры душевной чистоты и активного человеческого благородства, чуткости и совестливости. Впрочем, если уж и выделять в его характере черту, преобладающую над другими, то это, говоря словами В. Астафьева, прежде всего "российская жалость, та ни с чем не сравнимая жалость, которая много вредила русским людям, но и помогала сохранять душу, оставаться людьми".

Нелегко, конечно, с таким характером быть секретарем укомола. Классовая борьба в разгаре, а тут жалость. Вполне можно, по тем временам особенно, расценить ее и так, как это сделал его товарищ по комсомолу Сосняков: мол, недостаток принципиальности, проявление мягкотелости и политической близорукости.

Писатель, нисколько не даруя легкой жизни Ознобишину, подчеркивает принципиальную основу его позиции, каждого поступка (даже для отказа иметь постоянно при себе оружие - "Ленин говорит, в деревне надо действовать убеждением"). Показывает, насколько вдумчиво подходит Слава в каждом конкретном случае. Художественно обосновывая тем самым право героя на доброту, движимую глубоко осознанным чувством ответственности не только за дурное и хорошев в сегодняшней жизни, а и обязанности коммуниста заглядывать в завтра. Именно о таком понимании долга коммуниста выскажется в ходе чистки секретарь уездного комитета партии Шабунин: "Он не кулаков пожалел, а детей. Отцы их действительно ушли к белым, не пожалели детей, бросили их на произвол судьбы, а Ознобишин политическую дальновидность проявил, дети те не забудут, чем они Советской власти обязаны..."

Произведение Л.Овалова точно и зримо воссоздает время приобщения к революции поколения юных, тех, для кого начало строительства социализма совпало с выбором своего конкретного пути в новую жизнь. Не ошибусь, сказав, что книгу можно читать и как психологический роман, повествующий о превращении ребенка, подростка Славушки в юношу, взрослого человека. И как исторический роман о времени пробуждения и роста классового самосознания, возникновения и строительства комсомола, его ленинского этапа. И как социально-нравственный роман, в центре которого напряженнейший конфликт, не замкнутый в своем времени, позволяющий увидеть, что выработка высоких нравственных критериев, точных нравственных ориентиров проходит всегда в великих трудностях.

Двадцатые - годы становления, истоки наших грандиозных побед и немалых бед, период невиданного исторического темпа и коренных социальных преобразований, рождающих новые сложнейшие и серьезнейшие общественные проблемы, - позволяют писателю особенно рельефно проявить вынашиваемые революцией идеалы справедливости, доброты, счастья. В контрапункте этих трех понятий чувствует он боль и радость, слышит жизнетворный голос совести и торжество наступающей душевной накипи, видит слабость и величие человека, осознает связь между временами и событиями.

Как человеку, познавшему и сладость, и горечь жизни, Л.Овалову в свете октябрьских костров яснее видятся те, кто в любых ситуациях сохраняет себя, в ком проявляются богатства, нравственные и духовные, кем движут жажда познания, культура, интеллект, интерес к жизни и внимание к людям. Понятнее становятся и другие, которые, когда на них обрушивается бремя власти, необходимость принять решение, совершить поступок, теряют себя, проявляют невидимые до той поры черты барского хамства, мещанского эгоизма, бесчеловечности бюрократа и хапуги.

Жестокость жизни и тяжесть разочарования в людях - способен ли выстоять против них человек? Как быть справедливым? К самому себе. Ко всем людям. К жизни. Мечта и действительность - дополняют или противоречат они друг другу? Счастье - в чем оно? Роман будит прямые и жгучие раздумья о реальных вещах. Лев Овалов стремится выявить истоки поступательного процесса становления характера поколения идущего на смену тем, кто Советскую власть завоевал, выявить то соотношение света и тенен, какое потом определит день нынешний.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука / Публицистика
Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука