Ханна наблюдала за новым соседом только издалека. Теперь Тьери казался ей другим, ещё более привлекательным. Сам он дом не строил, а только приезжал проконтролировать, как идёт процесс, и что-то записывал в блокнот. Всё-таки, подойти к нему, и уж тем более заговорить, девушка не решилась.
Однажды вечером прогуливаясь, она ушла далеко, и увидела, что в окнах у дома Германа не горел свет. Видимо колдун был в отъезде, а ей очень захотелось пройтись рядом, как бы невзначай. Ханна посмотрела по сторонам: никого не было.
Теперь темнело рано. Взглянув на чёрное небо, она обратила внимание, что сегодня ночь полнолуния.
Она зашагала дальше, оставляя за собой следы на снегу.
– Ханна! – окликнул её строгий голос брата.
Девушка вздрогнула.
– Ты чего это здесь делаешь? – он был одет очень легко для этого времени года. Близилось рождество, а на нём была накинута рубашка и лёгкая куртка. Изо рта вырывались клубы пара.
– Я просто гуляю. – пискнула сестра.
– Гуляй в другом месте! – рявкнул Антон и грубо толкнул её. Лицо его было серым и осунувшимся. Синяки уже зажили, и больше не уродовали его мужественное лицо.
– Ты же простудишься…
– Иди домой, шлюха! – зарычал волк и испугался сам себя.
На глазах у Ханны выступили слёзы, и она убежала прочь, а её брат схватился за голову.
Чувствовал он себя действительно паршиво. Шатаясь, Антон пошёл в сторону старого сарая, что стоял у опушки леса.
В стенах сияли крупные щели от наскоро залатанных дыр и худо сколоченных досок. Пол был земляным, промёрзшим, крыша – добротная, но тоже доживающая свой срок. Единственным, что было крепким в этом убогом строении, это толстый деревянный кол, вкопанный в землю, и там крепящийся к тяжёлому бетонному основанию. Когда-то здесь сидел на цепи здоровенный пёс, и ни разу не сорвался.
Антон отворил скрипящую дверь и, войдя, с силой захлопнул её. Тело его сотрясал озноб, голова трещала от боли, мускулы ныли от гадких судорог, пробегавших по телу. Он скинул куртку и ботинки, расстегнул ремень на брюках. На ощупь он нашёл две длинные собачьи цепи, и обвязал себя трижды, закрыл цепи на замки, а ключ убрал в ржавую жестяную банку, что стояла рядом. Усевшись на холодную землю, волк стал ждать.
Антон покрылся потом. Он тёр глаза и царапал себе лицо в истоме, но знал, что ничего не могло ему помочь: ни алкоголь, ни таблетки обезболивающего. Он услышал, как залаяла собака во дворе чьего-то дома. Как хозяин, выпустив дым от папиросы, сказал ей:
– Э! А ну, не шуми!
Он слышал, как женщина в комнате рассказывала засыпающим детям сказки, как кто-то плакал, хлопанье дверей, как капает из крана вода, как мурлыкал кот и шуршат одеяла, звуки шагов, кашель, смех… Всё это слилось в жуткий шум!
Вдалеке послышался звук тамтама.
Антон выл и стонал, закрывая уши руками, корчился от боли. Боль была повсюду. Ему хотелось ухватиться за больное место рукой, но и рука тоже была больным местом. Сосуды в его глазах полопались, и теперь, он походил на наркомана. Заживающая переносица теперь казалось пустяковой детской царапиной.
Тамтам и скрип шагов по снегу. Кто-то приблизился к сараю, бросил что-то тяжёлое возле двери, и уладился.
Пуговицы на рубашке Антона отскочили и без звука упали на пол, рукава сдавили предплечья и разорвались. От боли глаза вылезали из орбит. Парень сделал усилие и в последний момент скинул сильно давящие ноги ботинки. В тот же миг зверь вышел наружу. Несчастный парень почувствовал, будто его разорвало изнутри.
К барабану присоединился голос. Пение без слов, тянущееся плавно, как дымок.
Раскалённая кровь скользила в венах. Пышущий жаром, мохнатый зверь выпрямился во весь рост и упёрся головой в крышу. На морозном воздухе был виден пар, исходящий от кожи огромного оборотня. Из пасти капала слюна, непропорционально крупные и тяжёлые задние лапы были готовы к прыжку.
Ритм тамтама был сложным, прерывистым, скачкообразным. Пение дополняло его и в то же время с ним контрастировало. Звука шагов слышно не было. Зверь не осознавал, но его внимание ощутимо отвлекалось. Эти звуки странно умиротворяли его, соединяли воедино расколотые надвое части его существа.
Он рванулся вперёд, и цепи стянули его тело. Он громко завыл, а затем вырвал цепь вместе с камнями и бетоном, вкопанными в землю, чтобы их удержать. Почувствовав свою силу, зверь разгорячился ещё сильнее и теперь был похож на пылающий локомотив. Боль превратилась в огонь. Всё его тело горело силой, какой не было даже в прошлый раз. Гигантский волк без труда выбил стену сарая и зарычал.
В нос ударил запах дыма от жжёного асфоделя и дурмана, и пыльный аромат чёрного перца, доносящийся издалека. Человек бы не учуял никакого запаха на таком расстоянии, но человека в нём, на тот момент, осталось мало.
Пение прекратилось одновременно с барабанным боем. Дым наполнял гарью свежий ночной воздух, и растворялся в нём, кружась и поднимаясь вверх, клубясь густо, как сливки в чае.