Последней главы не будет

– Знаешь, я людей не люблю, – проронил он куда-то в свой стакан, а потом повертел головой по сторонам с таким выражением лица, как будто эти самые люди могли притаиться здесь во всех щелях.

Затем вдруг посмотрел мне прямо в глаза и глубокомысленно изрек:

– И ты, я вижу, тоже…

– Да нет, у меня к ним индифферентное отношение, это они, скорее, меня не любят.

Поборовшись с собой пару секунд, я все же схватила со стола коктейль и жадно осушила одним махом почти половину.

Вкус какой-то дешевой мешанины тут же ударил в нос.

– Платон, а с чем это он?

– Ну, водка, морс, сироп, что-то такое…

– А…

– Извини за нескромный вопрос, я давно спросить хотел: а что ты все таблетки какие-то пьешь, у тебя проблемы со здоровьем?

– Да… то есть нет. Все нормально.

Ну вот зачем сейчас вся эта словесная бессмыслица?

У меня со всем проблемы, не только со здоровьем.

И у него тоже.

Есть ли какой-то прок нам обо всем этом говорить?

Не станем мы сейчас от этого ни ближе, ни дальше.

Ну в самом деле, не аскорбинку же стрельнуть он сюда приперся?!

В соседнем здании нашего отеля, во многих окнах напротив, как я только сейчас заметила, теплился приглушенный свет.

Свет за тщательно задернутыми шторами.

Что они там делают, эти люди?..

Кокетничают отчаянно, смеются от души, флиртуют, снимают трусы, срывают с женщин лифчики, пьют шампанское/пиво/воду и… ни о чем вообще не думают.

А мы тут застыли истуканами, сидим и думаем над каждой следующей буквой, которую, прежде чем сказать, тщательно катаем у себя во рту.

Конечно, а за что нам любить людей?

За то, что они проще нас и по факту, выходит, счастливее?!

И тут я как в воду холодную с разбега прыгнула и выдала:

– Скажи мне честно… просто как мужчина, я что, совсем не сексуальна, да?

Господи, и зачем я только спросила, дура!

Платон в момент как-то весь растекся на стуле и уткнулся взглядом в кафельные плитки на полу.

Похоже, я в точку попала. Внешность и сексуальность у женщины – это совсем не одно и то же.

Да, я так и думала, я так и знала, что проблема во мне!

Чертова кукла, забава сумасшедшего старика!

Ну и на хрена ты сдалась молодому, востребованному у баб мужику?!

Жалеет он меня просто. Почему? Да потому, что человек он, вероятно, хороший.

Мужчины, они не идиоты, они живое, пульсирующее ищут, их естественность манит, а не переделанные сиськи-носы в придачу с залатанной до дыр душою.

И вдруг я почувствовала на себе его горячий взгляд…

– Ты очень красивая.

Я сглотнула, опять схватилась за стакан.

Сказать в ответ мне было совершенно нечего.

Это-то я и так знаю, я же про другое, а он вежливо сделал вид, что не понял вопроса, джентльмен хренов!

И тут я впервые так ясно, так отчетливо поняла: да, я хочу этого сама, я хочу от Платона большего, чем эта наша нежная дружба!

Просто я совсем не понимаю, что же мне нужно сделать.

Я не знаю, как нужно себя вести, чтобы его не оттолкнуть, но приблизить, чтобы отпустить сейчас себя самих и стать такими же простыми, счастливыми людьми, как за задернутыми наспех шторами.

– Алиса… – Он встал, но повернулся ко мне спиной и, даже не затушив до конца первую, тут же прикурил вторую сигарету. – Алиса, у меня, знаешь, как-то с девушками просто не очень…

– В смысле?

Что-то гадкое, что-то такое, что я все это время просто задвигала внутрь, о чем я даже не позволяла себе и думать, это что-то, болезненное и грязное, мигом запульсировало внутри!

Мерзкий карлик!

Неужели же он имел для своих намеков реальную почву?!

Платон повернулся ко мне лицом, и опять заблестели в темноте его глаза, пытающиеся без слов мне о чем-то срочно просигнализировать.

– В прямом.

– То есть? Я не понимаю, объясни!

– Да нечего тут объяснять. Сложилось так по жизни, что с девушками у меня не очень.

– Ты что – гей?! Но ведь так быть не может! Ты же женат, и у тебя есть ребенок! – Понимая, что нас могут при желании услышать внизу, я пыталась душить свой клокочущий голос и теперь почти что шептала, но он все прекрасно расслышал.

– Не совсем.

– Что значит – не совсем?! Нельзя быть немножко беременной! Говори как есть!

Похоже, я своим напором перегнула палку.

Платон продолжал стоять напротив меня, и выражение лица у него сделалось такое, как будто он закрывался от летящих в него кирпичей.

Перекошенное.

Несчастное.

Обреченное.

По-детски глупое.

А он ведь даже и не пытался бороться!

«Он не мужик, а какая-то размазня! Ну если ты и вправду гей, скажи об этом просто и честно, в конце концов, это действительно не моя проблема, если тебе больше с мужиками нравится… Лицемер! Тряпка! Урод!»

Да, я от себя такого не ожидала, если честно…

Всю меня просто трясло и выворачивало наружу, как будто этот факт – гей он или не гей – был самым важным вопросом всей моей жизни!

Чтобы хоть как-то прикрыть свое состояние, я вскочила с кресла, встала и отвернулась, замкнув руки крест-накрест на груди.

А Платон, так ничего больше и не пытаясь объяснить, подошел сзади и попытался меня приобнять, но я, как неловкая корова, задев локтем дебильное пластиковое кресло, отскочила от него и снова оказалась к нему спиной.

– Уходи.

– Лиса, я и сам ничего не понимаю… Дело в том, что ты, что с тобой…

– Уходи.