Последней главы не будет

Мы перешли дорогу, но я не убрала свою руку, а он и не думал ее отпускать.

Так мы и шли вперед, молча, забыв про шлепанцы, про «рожи», про то, что вроде бы надо что-то говорить, про то, кто мы друг другу и зачем мы вообще здесь.

На нашем пути встречались причудливые деревья, названий которых я не знала, небо было нежным, без единого облачка, а за бетонным парапетом плескался прибой.

В эти минуты я ощущала себя так, словно я все это вижу в первый раз: и небо, и море, и деревья.

Я слышала его мысли, в них не было слов, но это что-то внутри него, словно какая-то незамысловатая мелодия, полностью совпадало с моей.

Я ощущала себя пустой, легкой и совершенно счастливой.

Эй, где вы, те, кого я когда-то любила?

Что вы оставили после себя?

Давно ставшие мусором подарки, пустые фразы, липкие ладони на моем теле и отголосок нетерпеливого дыхания в моих ушах?

Времени нет.

Платон за каких-то несколько дней дал мне все, чего у меня никогда не было, все, чего я почему-то была всегда лишена.

С ним мне было и семнадцать, и двадцать пять, и сорок лет одновременно.

Почти каждое мгновенье рядом с ним цементировалось, а потом превращалось в невесомое перышко и падало в самую глубину меня.

Это – навсегда!

Я не предполагала, я это точно знала.

Нам улыбались продавцы в придорожных магазинах, пахнущие морем уличные торговки, чернявые таксисты и смешные пузатые, в застиранных белых рубашках служащие отелей, мимо которых мы проходили.

Господи, откуда в этом захолустном городишке такое количество счастливых людей?!

Не исчезайте, оставайтесь в этом дне навсегда! Громыхайте, портовые краны, разрывайте меха, похмельные баянисты! Я обязательно вернусь сюда, ведь я отсюда никогда и не уходила…

Мы что-то ели и что-то пили.

Лед таял в бокалах, вокруг визжали дети и на разных языках мира бубнили взрослые, Платон рассказывал что-то смешное, а я любовалась его носом, губами, лбом и даже ушами…

Часа через два после нашего «побега» он бросил взгляд на часы, я поняла: пора возвращаться в отель, скоро ужин, а после него – прощальная вечеринка, и ему необходимо быть там…

Ну и я буду там.

Сяду в уголочке и не буду ему мешать.

Когда мы оказались в такси, я положила голову на плечо Платона и провалилась в сладкую дрему.

33

И вот опять я начал петлять куда-то не туда.

Страх.

Страх до мурашек, страх потный, теперь уже совсем неуместный, но он снова брал надо мной верх.

После прогулки по городу я, расслабленный и счастливый, рухнул на кровать, продремал с часок, принял душ, оделся, вышел из здания и вдруг, когда я заметил то тут, то там сидящие за барными столиками нарядные кучки людей, страх снова ко мне вернулся…

Гадкий, по-детски глупый.

Страх, не достойный не то что мужчины, а просто любого нормального человека!

Но я опять позволил ему проникнуть в меня…

И страх этот был связан с тем, что я опять совершенно не понимал, что же мне теперь делать буквально, как конкретно применить это мое новое состояние, чтобы еще при этом не показаться смешным!

Хочу (боюсь) я сейчас этого или нет, но наш с Алисой статус по отношению друг к другу после вчерашней ночи в городе в корне переменился.

Можно, конечно, успокаивать себя тем, что по факту между нами ничего и не было, но это снова будет ложь…

Междометиями, взглядами, одной на двоих сигаретой, осмысленными прикосновениями и даже молчанием теперь уже мы обозначились друг другу не просто как приятели, а как очень близкие люди.

Я прошел к барной стойке и еще задолго до начала вечеринки начал втихаря потягивать бодяженый коньяк.

Бармен, тот, который рассказал мне про город, достаточно сносно болтавший по-английски, сдружился со мной за эти дни и даже, похоже, немного мне сочувствовал, наблюдая все это время наши с Алисой круги «вокруг да около». Он ничего не спрашивал, но в его черных глазах-маслинах я читал: да он все понимает!

Алиса обещала прийти на вечеринку, а лучше бы ей было остаться в номере. Не ходила почти никогда, а тут вдруг ей приспичило!

Я вспомнил, как она доверчиво задремала на моем плече, когда мы ехали в такси после недавней прогулки по городу, и мне снова стало и мерзко, и стыдно.

Она впервые за все это время вдруг взяла и захотела выйти к людям! Ее глаза, как у школьницы, лихорадочно блестели, когда она, прощаясь со мной возле лифта, начала подробно перечислять мне цвета и фасоны своих так ни разу и не надетых здесь платьев…

Лисица больше не хочет хитрить и прятаться.

Она готова выйти из норы.

А я, выходит, жалкий обманщик!

Потому что мой страх сильнее меня.

Я вернулся к бару и выпил еще сто граммов.

Настучит кто руководству в Москве про мое пьянство – будут проблемы, но вроде никто из наших пока ничего не заметил…

Даже не знаю, может, самому отсюда свалить?

Зайти за ней, снова взять за руку и пойти гулять куда глаза глядят… туда, где нет подружек Вероники Андреевны, которые весь наш «отпуск» при любом удобном и неудобном моменте так и сверлили меня взглядами, словно змеи в ухо шипели: «Да ладно, Платон, мы-то уж все тут давно знаем, какой ты неумелый любовник, и потому никто тут не завидует твоей Снежной королеве Алисе!»