Последней главы не будет

Аркадий пожал плечами, отвернулся к окну и замолчал.

Мы постояли еще на лестничном пролете, я прикурил вторую сигарету.

За окном на карниз села жирная ворона. Эта наглая тварь где-то сумела раздобыть кусочек то ли хлеба, то ли сыра и теперь, зажав его в клюве, судя по всему, кумекала, как бы его втихаря сожрать.

Она привлекла внимание Аркадия, и он начал внимательно рассматривать птицу.

А я рассматривал Аркадия.

Он о чем-то задумался, и в этот момент его болезнь как будто еще острее обозначилась, делая все его когда-то красивое лицо уставшим и изможденным.

И он почти неуловимо напомнил мне Алисиного профессора, возможно, этой тоскливой опустошенностью…

Хотя нет, тот – все еще холеный, собранный, хоть и растерянный был тогда, да нет, наверное, все дело в лестничной клетке…

Внезапно я понял, что этот человек, стоящий сейчас напротив меня у больничного окна с облупившейся краской на рамах, тушащий сигариллы об консервную банку для окурков, прикрученную проволокой к ржавой трубе, навсегда останется в моей памяти именно в этом скоротечном моменте. Циничный сатир с блестящим умом и широким кругозором, человек, спящий по три часа в сутки и ловко совмещающий бизнес и личные удовольствия, меланхоличный и взрывной одновременно – портрет, во многом дорисованный моим собственным воображением, в какие-то доли секунды окончательно треснул по швам, оставляя лишь пепел от окурков сигарилл да морщины на его лице.

Аркадий, словно подслушав мои мысли, оторвался от созерцания вороны и вдруг спросил, кивнув в сторону птицы:

– Как думаешь, моя душа заслужила хотя бы такой будущей оболочки?

– Да нет, ну что ты… В смысле, тебя ждет гораздо лучшая участь. – Я попытался засмеяться, но получилось это как-то совсем уж вяло и вымученно.

– А с чего ты так решил-то?

Его взгляд побродил по разъеденному временем и сигаретным дымом потолку, а затем снова вернулся ко мне:

– Ты не юли только, Платоша. Знаешь, ты был для меня самым плохим любовником и самым хорошим человеком! – вдруг почти скороговоркой выпалил он.

Я растерялся и сумел только выдавить из себя:

– Прости.

– За что?

– Ну, за то, что не имел смелости поговорить с тобой тогда… и все это время. Я действительно ведь только сейчас начинаю понимать, что я, кто я и для чего я здесь.

– Понятно… Зацепила тебя эта девка.

Он вздохнул, но усмешки не последовало.

– Ты семью-то хоть не бросишь?

– Конечно, нет. Об этом даже речи не идет!

– Ну, это ты правильно. Мне вот, знаешь, сейчас спокойно оттого, что я в свое время, как некоторые из наших рядов, не наплодил детей. А был бы ребенок, пришлось бы всю жизнь во лжи барахтаться. Объяснять ему что-то, выкручиваться. А нечего тут объяснять, судьба у меня такая.

– Угу.

Я отвел взгляд.

– Да расслабься ты, я же сказал: не твоя это тема! И даже не пытайся больше. И знаешь, прости меня и ты – за то, что я так методично пытался тебя поломать.

Мы наскоро, безо всяких эмоций обнялись, и я, усилием воли заставив себя только что не бежать бегом, поспешил на свежий воздух.

Мы все в этом мире связаны.

Простых совпадений не бывает.

Иногда случаются странные вещи, вытекающие из силы нашей мысли.

Ворона и пепел сигарилл, я и товарищ Аркадия по несчастью, его сосед по палате, прервавший наш гнетущий для обоих диалог и сообщивший, что скоро обход и лучше бы ему вернуться.

Но зато теперь у меня появилась возможность реально помочь Алисе!

Вот так вчера я неожиданно нашел для нее неплохой вариант, с которого можно начать менять свою жизнь.

А сегодня, сообщив ей эту новость между гамбургером и «чикен-макнаггетс», я имел несказанное удовольствие наблюдать, как сначала расширились от удивления, а потом заискрились надеждой и радостью ее зеленые глаза.

Короче, она не отказалась!

44

Николай Валерьевич снял очки, достал из футляра другие и принялся тщательно прилаживать дужки к ушам с таким видом, как будто ему именно в этих очках будет легче воспринять то, что он сейчас должен будет услышать от меня.

– Ну, мы никогда не затрагивали с тобой эту тему, да… Но у тебя ведь раньше тоже были мужчины, и что, ты хочешь сказать, что каждый раз так переживала очередной роман?

– Нет. Никогда. Это не роман, по крайней мере в том смысле, который ты в это вкладываешь…

– Алиса, это все возраст. Сейчас у тебя такой возраст, если бы я только мог, если бы я только знал как… я бы поменял тебе и биологический возраст, но я и в самом деле не бог… Я все это время пытался тебя хоть как-то понять, но то, что ты делаешь, как ты себя ведешь, это похоже на одержимость какую-то, на тяжелую болезнь! Я понимаю все, я же знаю все с самого начала! Ты, девочка моя, пережила такое… И она просто дремала в тебе с тех пор, эта болезнь, но всему нужен выход, и твое отношение к этому человеку – это просто выход того бессознательного, что ты прятала в себя все это время после аварии… Твоя психика дала сбой, и эта тяга к самоуничтожению, связанная с чувством вины, от которого ты так и не можешь до конца избавиться, – все это вылилось в нездоровое увлечение этим абсолютно пустым человеком! И даже не пытайся меня переубедить, я точно знаю: это так!