Последней главы не будет

– А возраст здесь при чем? Вы, профессор, что-то больше меня путаетесь в моих проблемах!

– И возраст, и это все наслоилось, вот так чудовищно взяло и наслоилось…

– Нет. Я не после аварии… я все свою жизнь это прятала, и от себя – в первую очередь! И болезнь моя имеет название. Это – любовь. Не страсть, такое бывало когда-то и с кем-то, не интерес к ситуации, и так бывало, и, кстати, чаще всего не благодарность, как к тебе, а самое настоящее чувство, как кристальный родник…

– Боже! Ну не употребляй хоть таких сравнений! Это уже и в самом деле на плохо скроенную мелодраму смахивает, да и главные герои в ней очень, очень сомнительные!

– Хочешь оскорблять – оскорбляй меня! Мне, в общем, по фигу, а его, будь любезен, не тронь!

– Извини. – Он издевательски хмыкнул в сторону.

– Угу, ничего… А на плохо скроенную драму больше похожи наши с тобой отношения! И всегда были похожи! С самого начала!

Ну что ж, я пошла резать профессора его же скальпелем.

После этих моих слов он мигом сморщился так, как будто ему и в самом деле всадили в живот острый предмет.

Да, жестоко, но сколько же, в самом деле, можно резать меня!

– Алиса! Он больной человек, по всем пунктам больной! Может, жалость в тебе вдруг проснулась к людям, может, твое чувство на каком-то неведомом мне доселе милосердии зиждется, ну, знаешь, как начинают люди детей-инвалидов усыновлять, а он – инвалид, инвалид и души, и тела… я не знаю… я даже не понимаю, на что ты надеешься… Я тебе уже говорил: они не возвращаются оттуда, и отношения с тобой для него просто игра, затеянная для того, чтобы хоть немного украсить свою поганую жизнь! То же самое и с Вероникой Андреевной было, да ты ведь и без меня это знаешь, открой же, наконец, глаза! Он не может тебя любить как нормальный мужчина, это невозможно, не-воз-можно! – уже выкрикивая все это, профессор привстал, и брызги его слюны пролетели над столом и упали мне на халат… фу.

– Я была счастлива рядом с ним каждую минуту… Всю свою жизнь я не знала, что такое счастье! А то, что с ним произошло, тебя это вообще не касается! Он всегда был и остается нормальным мужчиной, да что ты понимаешь во всем этом, старый ты сноб!

Но вместо ответного удара мне профессор отчего-то в секунду сбросил темп и устало плюхнулся обратно на стул. За сердце, правда, хвататься пока не стал…

– Боже ж мой! В какой же дреме ты живешь! Мне всегда было тебя искренне жаль, девочка ты моя убогонькая, а сейчас особенно, так, как никогда…

Вон оно как, бросает его из крайности в крайность.

Жаль ему меня.

Да мне тоже, в общем и целом, его очень, очень жаль.

Ну что ж поделаешь, я должна бороться за право иметь то, чего у меня никогда не было, за то, что поселил во мне Платон. И даже пускай на этом все оборвется и ничего уже не будет в будущем (а кто это знает наверняка?!), но я никому больше не позволю размешать все это со вчерашним каре из ягненка, с пустыми холодными объятиями, с грудами таблеток на пахнущих полиролью прикроватных тумбочках, с вашим снобизмом, пофигизмом, алчностью, с тем, что, ежедневно что-то воруя у других, вы обкрадываете прежде всего самих себя!

– Алиса, хорошо… Я очень устал. Пускай твой гомик оплатит мне все твои операции задним числом. Да, а как ты думала, я для него тебя лепил, что ли?! Нет! Пускай рассчитается со мной, а я предоставлю вам, само собой, очень хорошую скидку – и ты свободна!

Кстати, не удивляйся, если Ада перестанет с тобой нормально контактировать. Чтобы вернуть тебя к жизни, мы шли на жертвы со своей стороны, в том числе и на материальные. Но хочешь падать – лети одна, мы слишком много в тебя вложили и души, и средств, дурочка ты глупая, да… А вообще, у вас это семейное: непорядочность и нечистоплотность в отношениях. Я зарекся тебе об этом говорить, но сейчас все же скажу…

Твой отец как-то продул мне в преферанс приличную сумму денег. И все кормил меня обещаниями, что отдаст. Хотя и сам знал наперед, что все это – вранье! Нечем ему было отдавать! Не-чем! И ты такая же пустышка. Работу-то эту Платон ведь твой тебе нашел, да?! Ну чего ты глазами-то бегаешь, Ада бы мне первому сказала, если бы это ее была идея, поэтому даже и не пытайся сейчас лгать! Работа! Пустая брехня все это! В лучшем случае он сможет только в бордель тебя пристроить, а то ему, видно, свою собственную жопу стало вдруг жалко!

«Ничего, ничего, пусть выговорится. Его очень даже можно понять, его нужно понять. Пускай, пускай говорит!» – твердила я про себя и накручивала пальцами круги по коленке.

Помогает, да…

Профессор встал и собрал волю в кулак, всем своим видом показывая: аудиенция на сегодня закончена.

И, как он всегда это любил, уже в дверях, бросил напоследок:

– Да, и самое главное: на следующей неделе у тебя будет операция, поэтому про ваши прекрасные прожекты с твоей работой, боюсь, придется на время забыть!

* * *

Ада никогда не закончит говорить по телефону.

Но ей, конечно, все же немного любопытно, с чем это я так неожиданно к ней пожаловала.