Последней главы не будет

Заставить их хоть что-то сделать может только угроза краха. Вот я и предоставил им такую возможность!

Если бы я оставался не опасен (в их понимании – не опустился бы до рукоприкладства), ну так, тихо-мирно, месяц за месяцем, спивался бы в своей комнатке, выполнял бы несложные функции в семье, мнение бы свое фрагментарно куда-нибудь вставлял, то тогда бы они и свыклись постепенно.

И в этом заключается самый ужас.

Ведь так живет подавляющее большинство мужчин в нашей стране!

В самом активном и деятельном возрасте.

Я ухмыльнулся. Стыда не было. Страха тоже. И вообще ничего не было, только констатация фактов.

В больнице при входе сидит охранник.

«Мы договаривались».

Мать назвала имя-отчество какого-то врача-еврея.

Врачи, они почти все евреи. Я помню это с детства. Я тогда много болел, а мать все таскала меня то к гомеопату, то к аллергологу.

Ей бы в спорт меня тогда отдать. В серьезный какой-нибудь, мужской спорт.

Ох, мама…

А папа что? А папа почти всегда безмолвствовал, живя по описанному выше мышиному сценарию. Тихо-мирно запирался после работы в своей комнатке.

Надо же, а до конца ведь так и не спился до сих пор!

Сколько его помню, он просто существует. И иногда даже имеет свое мнение.

У медсестры нет задницы. Даже у худосочных моделей бывают задницы. А у этой, не такой уж, кстати, и тощей, нет совсем.

Доктор не старый. Моложе отца. Говорит вежливо, но безразличием так и несет от него.

Ну а что…

Я же не Павел Воля. И тем более не Хабенский. И даже не этот… который больше, чем снимается, появляется в скандальных хрониках. Забыл фамилию. Страшненький такой, полудебилов часто играет, но роли все проходные, второго плана.

Мать с женой, по счастью, быстро выпроводили.

– Платон, я приеду завтра, – сухо бросила напоследок Маша.

Пускай приезжает, только зачем?!

Телефон не отобрали, это самое главное. У меня в нем музыка, а что тут телевизора нет в лечебных целях – так это не проблема, мне он и так задаром не нужен.

И то, что вай-фая нет, тоже к лучшему.

Чего я там еще до сих пор не видел, в этих соцсетях?!

Сытые, довольные рожи на каждой фотографии только и думают о том, в чем бы друг друга переплюнуть.

Типа того, что жизнь удалась.

Ну, я не против.

Пускай у них так и будет.

А я просто хочу спать.

48

– Уходи, Алиса, скоро Маша должна прийти.

Платон не грубо, но достаточно твердо отстранил от себя мою руку, лежащую на его затылке.

– Зачем?

– Она моя жена.

А взгляд у него совершенно ясный, трезвый, вот это-то как раз и пугает!

– Да я понимаю, не объясняй, я пойду, конечно, сейчас, а завтра приду, да?

– Как хочешь. – Он нарочито безразлично пожал плечами и отвернул в сторону свой точеный нос.

Вот ведь дурачок упрямый.

– Ты против, что ли?

– Да нет… приходи, мне приятно, мы же друзья.

«Черт! Друзья… Друзья – это что? Если тебя тут завтра паралич от того дерьма, которым вас здесь пичкают, разобьет, мне по-дружески к тебе приходить надо будет и судно выносить, да?! Не-е-ет…

По-дружески не получится, никак. Я-то приду по-любому, что бы ты сейчас тут ни выдавливал из себя, только не надо подменять понятия».

– Конечно, Платон.

Я приклеила ко рту картонную улыбку и застыла, не зная, что еще можно сказать.

– Ладно, Алиса, иди, поздно уже…

Угу. Офигенно поздно, шесть вечера.

«Что же случилось с твоей головой? Ты скажи, ты только скажи, я приму любую правду, только не надо так со мной, умоляю, только не отталкивай меня, мы ведь оба сейчас из последних сил поддерживаем такое шаткое, такое относительное равновесие друг друга!»

* * *

Я нашла его на четвертый день.

Вероника Андреевна сгодилась.

Ей приспичило найти телефон известного в Москве гирудотерапевта, с которым Платон якобы был знаком. Ну, может, это был только повод. Она же просто клещ.

Оперироваться она, со слов профессора, должна в конце этой недели, ну вот, наверное, и решила: а вдруг?!

Вдруг Платон теперь, оставшись без работы, пересмотрит свое отношение к ней, великой…

Оторваться, так сказать, захотелось тете перед операцией. Что там у нее, веки, колени? Ну, примерно с месяцок придется ей потом воздержаться от физической активности.

Так вот, Вероника Андреевна, не дозвонившись Платону на мобильный, стала названивать ему домой.

Надо же, я вот, например, никогда не знала этот номер!

А она, вездесущая, откуда-то все знает.

Да ладно, чего там у них когда-то было да как – все это уже не имеет ровным счетом никакого значения.

Жена же Платона и глазом не моргнув поведала, что у мужа, мол, нервный срыв и сейчас он в больнице, от невроза лечится.

Ну и добрая наша тетушка, придя в очередной раз к Николаю Валерьевичу что-то там обсуждать перед будущей операцией, слила ему информацию. Насколько я поняла, эти двое сдружились.

А профессор, в свою очередь, с явным удовольствием на мое ему ставшее уже обычным «не-хочу-не буду-отвали», даже и не скрывая издевательского тона, сообщил эту новость мне!

Несколько часов я потратила на поиски в Интернете, прерываясь только на то, чтобы заварить кофе и прикурить очередную сигарету.

Пришлось включить мозги и вспомнить, что это такое – аналитическое мышление.