- Погоди, не перебивай. Я думал о своем долге перед Зоей и, конечно, о детях. Когда кончится это безумие, - он кивнул на дверь, - они спросят меня: папа, где могила нашей матери? И что я им отвечу? Дети, ваш батька так быстро убегал от чекистов, что не успел и маму похоронить.
- Петя, перестань! - взмолилась Наташа. - Как хочешь, но одного я тебя не отпущу!.. Мы пойдем вместе...
- И погибнем оба.
- Если с тобой что-то случится, мы погибнем все, но вдвоем у нас куда больше шансов выжить. Если ты помнишь, я кое-что могу.
- И отговаривать тебя, конечно, бесполезно?
- Я знала, что ты умный человек, - улыбнулась Наташа.
В сундуке для неё нашлись сапожки Зои, размером чуть больше Наташиного, но зато в них можно было надеть носки. Словом, и её, и Петра удалось экипировать так, что они могли легко двигаться и находиться на морозе без риска замерзнуть.
В темноте село и вовсе казалось вымершим. Скорее всего, так и было: представители власти, по словам Петра, подмели у сельчан все сусеки.
Наташа с Петром как ни старались, не могли идти совсем уж бесшумно снег скрипел под ногами.
И странно, и страшно было не слышать ни одной собаки, которые в доброе время давно залились бы дружным лаем.
- Какое село загубили, - вдруг тихо сказал Алексеев. - Идешь, как по кладбищу. Кругом одни мертвецы. И за что? Нашли врагов! Люди цеплялись за жизнь, как могли... Неужели это и есть обещанное светлое будущее?
Окна сторожки, как её называла теперь про себя Наташа, светились. И когда они подошли совсем близко, то услышали и звуки: из сарая справа от дома отчетливо доносилось лошадиное фырканье.
- А вот и наш транспорт, - опять шепнул Петр.
- Кто ж нам его даст? - спросила Наташа; ей все ещё не верилось, что врач собирается пустить в ход свою пристреляную на зайцах винтовку.
- Сами возьмем!
Нет, решительности его не только не поубавилось, но и с каждым шагом словно становилось ещё больше.
Они тихонько подкрались к сараю - их шаги, очевидно, заглушались лошадьми, которые шумно возились, уминая корм; его как раз сейчас раздавал им военный в форме сержанта внутренних войск.
Сержант говорил с лошадьми, любовно их оглаживая, и Наташа, повинуясь внезапному порыву милосердия, шепнула Петру:
- Не убивай его!
Наверное, и врач подумал о том же, потому что поднял приклад и... Лошади почувствовали постороннего, завозились, и сержант как раз начал поворачивать голову в сторону двери, когда мощный удар сбил его с ног. И к счастью, лишил сознания.
К счастью, так подумала Наташа, потому что была уверена: если сержант останется при памяти, Петр его добьет.
Вдвоем мужчина и женщина связали упавшего вожжами и сунули в рот кусок его же гимнастерки, который Алексеев с треском оторвал, не затрудняя себя поисками кляпа. А потом взял в руки фонарь, висевший здесь же, на столбе у лошадиного стойла.
- Что ты хочешь посмотреть? - спросила Наташа, впрочем, подозревая ответ.
- Место, где они хоронят убитых, - хрипло отозвался он.
Чекисты не затрудняли себя ни выбором какого-то особого места для захоронения, ни самим захоронением. На заднем дворе отыскалась огромная яма, в которой были попросту свалены трупы.
Наташа задрожала от ужаса, невольно ухватившись за Петра.
- Не бойся, - сказал он ей успокаивающе, - это мои сельчане. Добрые люди. Крестьяне, виновные лишь в том, что родились не в той стране и не в то время.
Он дал Наташе в руки фонарь.
- Подержи.
Неестественно спокойный тон Петра не смог обмануть Наташу. Если он и не дрожал от ужаса, как она, то даже в свете фонаря был бледен мертвенной бледностью, так что ей хотелось стать рядом и поддержать его. Все-таки он ещё так слаб после болезни!
А Петр методично работал: доставал трупы и аккуратно складывал их возле ямы. Внезапно он покачнулся, и Наташа намертво вцепилась в его рукав.
- Зайка! - сказал он горестно. - Зайка!
Тело Зои было обнаженным, и когда Петр вытаскивал его из ямы, её распущенные русые волсы зацепились за чью-то мертвую руку, словно остальные мертвецы не хотели отпускать её от себя.
Они вернулись к сараю: Петр на руках со своей страшной ношей, Наташа впереди с фонарем. В сарае он бережно опустил труп жены на большую охапку сена. Лошади в загородке всхрапнули.
Алексеев вытащил из деревянного пня, стоявшего посреди сарая, воткнутый в него топор и пальцем попробовал лезвие. Лицо его было страшным.
- Петя! - испуганно шепнула Наташа.
- Я не звал тебя с собой, - он искривил в гримасе рот.
- Подожди! - она схватила его за руку. - Ты идешь на верную смерть, даже не оглянувшись. А кто похоронит Зою? Я же не смогу нести её на руках...
Кажется, эти жестокие слова несколько отрезвили Петра.
- Ты права, - согласился он. - Но что же делать? Я не могу это так оставить.
С чего начали, к тому и пришли! Месть! Неужели это непременная черта каждого человека?
Слова, которые произнес Петр, вроде, невинные. "Не могу так оставить". А переводятся на язык действия зловеще: "Никого из этих тварей нельзя оставлять в живых!"