Они двигались по пустынному широкому туннелю уже много часов, делая редкие перерывы. Лаки шел уверенно, явно зная эти места. Общий Тракт считался относительно безопасным. Здесь существовал негласный договор о ненападении, потому что пересекались самые разные подземные группировки для торговли и переговоров.
– Нас все равно могут грохнуть, любое правило любит исключение, – обнадежил ее Лаки, – но шансов намного меньше. Вот доберемся до туннелей Собачников, тогда лучше сожми покрепче все свои амулеты.
Пока же они брели совсем одни. Пещера была настолько огромной, что потонувший во тьме каменный потолок словно уходил в бесконечность. На обочинах иногда встречались следы чьего-то присутствия: то были обугленные деревяшки, странные металлические запчасти и брошенные противогазы. Лаки обмотал банданой нижнюю часть лица, чтобы слегка фильтровать воздух. Здесь он был другим. При вдохе казалось, что легкие покрываются металлической стружкой. Бланш дышала без опаски, полагая, что с ее здоровьем ей ничего не грозит, но не могла не отметить, что все в башне, вроде чистой воды и воздуха, принимавшееся как данность, переставало быть константой за ее пределами.
Лаки вдруг оживился:
– Помнишь ту давнюю историю про Вавилон? Это было еще в такой забавной книжке, где всех мочили.
– В Библии.
– Точно. Жесть полная, как люди в это верили? Так вот, забавно, что наш Вавилон еще не упал.
– Мы свергли бога до воздвижения башни. Мораль: не повторяй ошибок предыдущих строителей, – хмыкнула Бланш.
Лаки хихикнул и пнул какую-то жестянку. Та с легким звоном улетела во тьму впереди них. Их синтетические зрачки горели разноцветными точками и прорывали мрак наравне с прыгающими лучами фонарей. Искусственный глаз Бланш видел довольно далеко, и они договорились, что она предупредит, если заметит что-то кроме простершегося в бесконечность Тракта.
– Да, но я все думаю о той истории… Зачем нужно лезть до самых небес? На земле в то время были отличные условия для жизни.
– Тщеславие?
– И какой от этого прок? Быть выше всех означает в первую очередь одиночество.
Бланш с любопытством покосилась на Лаки. Он был совсем не дурак, но постоянно прятался за маской шута, и всерьез его никто не воспринимал. Между тем сейчас он казался адекватнее многих, кого ей приходилось слушать.
– Просто все хотят быть на самом верху Вавилона, Рика. История повторяется, только антураж слегка изменился.
– Ты считаешь нынешний порядок жизни справедливым? – решилась спросить Бланш. – То, что есть развитый Вавилон и… его побирушки, грубо говоря.
– Если я выберу позицию в этом вопросе, будет означать, что я знаю, что лучше для других. А я не знаю, – скользко ответил он.
Но почему-то ей было важно получить ответ на этот вопрос именно от него – человека, живущего на два мира. Может, и сама она тогда поймет, что делать.
– Ну а как тебе хотелось бы жить?
– Свободно, – без промедлений ответил Лаки. – Чтобы мне не грозили пальчиком с неба и не давали пенделей снизу. Тогда я, может, и сам легальную работу нашел бы.
– Сложные у тебя условия.
Лаки пожал плечами, продолжая думать над ее вопросом.
– Пойми меня правильно, дело не в дурацких законах. Меня больше всего бесит, что ты либо с ними, – и он красноречиво возвел глаза к потолку, – либо вот с теми, к кому мы идем. И другого не дано. Худших врагов мы создали сами, не правда ли?
Об этом Бланш глубоко задумалась, погрузившись в молчание. Их шаги тихо разносились под сводами туннеля, и они все дальше уходили от Вавилона.
Норы (удаленность от Вавилона – 52 км)
Блужданию, казалось, нет конца. Лаки вроде знал, что делает. Или не знал, и ему было по барабану. Спрашивать слишком часто тоже не хотелось.
Тракт выглядел одинаково, и иногда возникало чувство, что они топчутся на месте. Вокруг все так же громоздились запчасти, брошенные «ходуны», редкие скелеты. В какой-то момент кости стали попадаться на каждом шагу. Также появились другие странные вещи: на ребристых стенах кое-где висели комбинезоны с противогазами. Рукава прибили на манер распятия, а пустые глазницы шлемов смотрели на них как живые.
Лаки заметно напрягся.