Последняя битва

Ранним июльским утром 7113 (1605) года пятеро всадников въезжали в славный город Льеж через западные ворота. Дремавшие на ласковом утреннем солнышке стражники непроизвольно вытянулись вдоль дороги, удивлённо рассматривая таинственных незнакомцев. Посмотреть было на кого, все пятеро сидели на редких грациозных туркменских жеребцах посадкой опытных наездников. Въевшийся многолетний загар и чёрные волосы мужчин ясно показывали, что все они южане, но не мавры, кожа на лицах когда-то была белой. Одеты всадники были по последней моде, пришедшей из Западного Магадана: синие брюки из хлопковой ткани, лёгкие рубашки, синие же хлопковые куртки русского стиля, полусапожки из натуральной хромовой кожи. Широкополые шляпы и поясные кобуры с револьверами дополняли скромные, но дорогие костюмы мужчин, выдержанные в привычном стиле русов, без всяких украшений и кружев. Не считать же украшениями большие нагрудные золотые православные кресты на золотых цепочках, видневшиеся в распахнутых воротах рубашек.

– Русы, – едва не поклонился от испуга десятник стражи, вспоминая пять лет, проведённые в плену. Но удержался, припомнив, как приветствуют воины-русы друг друга, поднял ладонь правой руки к виску, отдавая честь.

Все пятеро всадников привычно вскинули правые руки к полям шляп, отвечая на приветствие. Одновременность и привычность движений выдавала офицеров, но старыми служаками русы не могли быть в силу своей молодости. Самый старший из них вряд ли достиг двадцатипятилетнего возраста. Он и спросил у десятника, остановив коня неуловимым движением колен:

– Командир, в какой гостинице клопов меньше?

– «Толстый олень», от ворот направо, двести шагов, – также на русском языке ответил десятник, показывая рукой направление.

– Спасибо, – приподнял шляпу парень, блеснув на солнце ярко-синими глазами, улыбнулся оскалом белоснежных зубов и продолжил неторопливый путь в указанном направлении. Его молчаливые спутники последовали за ним, управляя жеребцами без помощи уздечки, а шпор на сапогах у них и не было.

– Жадные эти русы, даже монетку пожалел богатей, – пробормотал толстый Эдмунд, усаживаясь на свой продавленный тюфяк. – Наш барон обязательно бы монетку кинул. А эти – скряги…

– Дурак ты, – беззлобно отвернулся десятник, глядя вслед последним русам. – Они нам честь отдали как равным. И офицер «спасибо» сказал. Знаешь, что это по-русски означает?

– Нет, я по-русски только торговаться умею. – Пожал плечами Эдмунд.

– Спаси бог, вот что это означает. Благословил он нас, понял, дубина? – Десятник с горечью очередной раз пожалел, что не остался в Новороссии, когда вербовщики предлагали. Домой захотел, дурак! – Какой дворянин тебе честь отдаст или благословения пожелает? Они и деньги нам не в руку дают, а кидают, как свиньям или нищим. А в Новороссии нищих нет. – Скрипнул зубами десятник, размышляя о превратностях судьбы.

Ясно же было, что спутники старшего офицера совсем не русы, видать, хватило ума у парней завербоваться в Новороссию, молодцы. Может, всё бросить да податься в Новороссию? Нет, старый уже, дети, хозяйство, отец болеет, придётся доживать дома. Опоздал.

А пятеро всадников тем временем заносили свои вещи в гостиницу, не самую дорогую, но действительно самую чистую в черте городских стен Льежа. Вещей у привычных ко всему путешественников было немного: пара смен белья, второй комплект одежды и обуви, несколько банок тушёнки. Больше половины груза занимали три переносные рации с батареями, патроны к карабинам и револьверам. Да, спутники Сергея Кожина не могли обойтись без своих клинков, у всех в походных вьюках были припрятаны привычные боевые сабли, прошедшие горы Афганистана и пустыни Туркестана. Сам командир группы безопасников давно стремился работать по принципу своего отца. А Николай Кожин любил повторять:

– Если ты начал стрелять или убивать, считай, работа провалена.

Потому и не брал ничего с собой кроме верного револьвера капитан безопасности Новороссии Кожин. Да, уже капитан, четвёртую звезду на погон он получил неделю назад за успешное пресечение восстания на Острове. Будут, конечно, и другие награды, ордена и премии, в этом капитан не сомневался. Но сейчас он стремился распутать клубок иностранных следов, так удачно обнаруженных в Петербурге. Там, на родине, после успешного отражения попытки интервенции со стороны ирландских эрлов, в результате которой сорок тысяч крепких ирландских мужчин оказались в плену, и без того было много интересной работы с пленными. Утонувших и погибших никто не считал, но не менее десяти тысяч будет. Потеря пятидесяти тысяч мужчин, в большинстве своём воинов, в течение одного дня поставила Изумрудный остров в сложное положение.