Последняя битва

Работы для оперативников впереди было много, интересной, опасной работы на родной для персов земле. Именно этого ждали несколько лет персы Руслан и Егор, он же Фархад, когда уходили вместе с Сергеем в Новороссию. Именно об этом они мечтали, обучаясь в Петербурге, – чтобы свободные персы могли создать своё несословное государство.

Такое государство, где любой человек мог жить и работать свободно, не опасаясь преступить законы шариата, не боясь попасть под пристальный интерес шаха или бая. Такое государство, где человека ценят за его труд и способности, а не за богатство или происхождение. Где женщины могут не бояться насилия, ходить с открытым лицом и выбирать себе мужа по собственному желанию. Где сын крестьянина сможет не только бесплатно выучиться читать и писать, но и стать офицером или учёным, если захочет. Одним словом, парни мечтали создать на родине всё то, что увидели в Новороссии, и от этой мечты отделяли всего четыреста вёрст горной дороги. Нужно ли говорить, что эти жалкие вёрсты не пугали никого из оперативников, убористой рысью двигавшихся к своей мечте, к своей Родине, предвкушая трудную, опасную, но такую необходимую работу.

Что же касается последнего каравана армян, который русы не стали ждать, то под условным камнем Сергей оставил записку, написанную немудрёным шифром. Там он намекал, что товар находится глубоко, если есть желание, пусть достают. Но появление запоздавшего каравана армян маловероятно, скорее всего, в том караване и был предатель, выдавший место базирования склада с оружием.

Хорошо, что всем своим контактам Кожин называл не то ущелье, где они хранили оружие, а следующее, по караванной тропе. Потому и турки двигались спокойно, что знали: до склада с оружием ещё далеко, в этом ущелье никто их не ждёт. Такая перестраховка, ставшая привычной для Сергея, нынче определённо спасла жизнь всем оперативникам. Обсуждая с друзьями эту свою предусмотрительность, капитан неторопливо двигался за табуном трофейных коней.

До восстания армян и высадки армянских отрядов оставались восемь месяцев.

– В вашем доме, в вашем доме, Ольга… – с ярко выраженным итальянским акцентом пел великолепный тенор знаменитую арию Ленского из оперы «Евгений Онегин».

Сидевшая в ложе наместника Елена Александровна улыбалась, вспоминая молодость, Пермский оперный театр, где она впервые увидела на сцене знаменитую оперу Чайковского. Несмотря на выступившие слёзы от нахлынувших воспоминаний о молодости, наместник Западного Магадана непроизвольно сравнила обстановку Пермской оперы и Оперного театра Королевца, выстроенного двадцать лет назад.

«Пожалуй, моя (!) Опера будет значительно богаче и красивей, нежели Оперный театр Перми, – мелькнула самодовольная мысль у Чистовой. Впрочем, женщина тут же самокритично добавила: – Зато сама опера – это далеко не Чайковский, и тенор слабоват против народных артистов России».

Да, из своего будущего-прошлого магаданцы смогли восстановить всего две оперы, «Юнона и Авось» и «Евгений Онегин», опираясь на частичные записи на смартфонах, пока те были живы, на тексты и запомнившиеся мелодии. Оперы, конечно, получились с огромными купюрами, сохранили только мелодичный ряд своих прототипов, даже сюжеты пришлось редактировать. Зато теперь у аборигенов вызывал слёзы знаменитый дуэт испанки Кончиты и боярина Резанова на стихи Вознесенского, «Ты меня никогда не забудешь».

Так вот, «Юнона и Авось» смотрелась вполне естественно в семнадцатом веке, многие магаданцы, особенно мужчины, даже не замечали разницу с виденным в России оригиналом. При всём уважении к Рыбникову, рок-опера больше рассчитана на эмоции людей, на ударную волну и громкое звучание. Жителям Средневековья подобная музыка не просто нравилась, она подавляла, и опера не сходила со сцены более двадцати лет.

Однако с Чайковским такие фортели не прошли, из оперы получилось подобие оперных номеров с достаточно посредственной музыкой. Хотя для магаданок, помнивших знаменитый фильм с артистом Лемешевым, опера служила поводом вспомнить молодость и поплакать.

Некоторые сцены и арии удалось восстановить достаточно близко к оригиналу, ценителям музыки было чем насладиться. Но на полноценную оперу восстановленная музыка не тянула. Поэтому ставили «Евгения Онегина» не чаще двух-трёх раз в год, для «магаданского высшего общества». Хотя, в подражание высоким персонам, каждый магаданский чиновник и «допущенный в общество человек» хотя бы раз ходил на оперу. Если не насладиться музыкой и пением, то понять, как жили магаданцы у себя на родине. Именно под таким соусом был подан переработанный сюжет оперы, поскольку восстановленные отрывки «Евгения Онегина» носили название «Сцены из жизни в Магадане», куда вполне естественно вписывалась дуэль под снегопадом.