Фон Мантейфель, как и Хейнрици, никогда не недооценивал русских; и он прежде много сражался с ними. Сейчас, пролетая над Одером в самолете-разведчике «шторх», он изучал врага. Войска Рокоссовского даже не пытались скрыть подготовку к наступлению. Артиллерийские и пехотные части открыто выдвигались на позиции. Фон Мантейфель только поражался наглости и самоуверенности русских. Уже несколько дней он летал взад-вперед над их позициями, а они даже не побеспокоились поднять головы. Фон Мантейфель понимал, что, когда начнется наступление, ему долго не продержаться. Он был танковым генералом без танков. Чтобы остановить напор Жукова в секторе 9-й армии, Хейнрици лишил армию фон Мантейфеля тех немногих танковых дивизий, что у него оставались. Эти дивизии были взяты из 3-го корпуса СС, стоявшего на южном краю сектора в лесах Эберсвальде. Генерал СС Феликс Штейнер, которого офицеры вермахта считали одним из лучших генералов СС, торжественно доложил фон Мантейфелю, что, хотя он потерял танки, ему были приданы другие подкрепления: «Я только что получил пять тысяч пилотов люфтваффе, причем у каждого свой маленький Железный крест на шее. Подскажите, что мне с ними делать».
«Я не сомневаюсь, — сказал фон Мантейфель своему штабу, — что на картах Гитлера есть маленький флажок с надписью «7-Я ТАНКОВАЯ ДИВ.», хотя эта дивизия явилась сюда без единого танка, грузовика, пушки и даже пулемета. У нас армия призраков».
Сейчас, глядя с самолета на подготовку русских, фон Мантейфель подумал, что главного наступления следует ожидать числа двадцатого. Он точно знал, что тогда делать: держаться до последней возможности, а потом шаг за шагом отступать на запад «с моими солдатами рука об руку, плечом к плечу». Фон Мантейфель не мог допустить, чтобы хоть один из них попал в лапы русских.
Положение 9-й армии было почти катастрофическим, однако ее командующий отступать не собирался. Для генерала Теодора Буссе отступление — если на то не было приказа — равнялось предательству, а Гитлер приказал стоять до конца. Танки Жукова, штурмовавшие Зеловские высоты, пробили брешь в северном фланге армии, и армии 1-го Белорусского фронта с головокружительной скоростью устремились на Берлин. Из-за почти полного отсутствия связи Буссе не мог оценить масштаб прорыва. Он даже не знал, смогли ли контратаки закрыть брешь в его линии фронта.
По самой точной его информации, танки Жукова были уже в 25 милях от окраин Берлина. Еще более тревожным был стремительный бросок Конева на южном фланге 9-й армии. Войска 1-го Украинского фронта уже были за Люббеном, огибали 9-ю армию и стремились на север к столице. Не отрежут ли они 9-ю армию, как группу армий Моделя в Руре, спрашивал себя Буссе. Моделю повезло лишь в одном отношении: он был окружен американцами.[48]
В особенно неприятном положении оказался 56-й танковый корпус генерала Карла Вейдлинга, испытавший всю тяжесть прорыва Жукова на Зеловских высотах. Этот корпус, неся огромные потери, сдерживал Жукова сорок восемь часов, но обещанные резервные дивизии, которых с таким нетерпением ждал Вейдлинг, — дивизия СС «Нордланд» и мощная, полностью оснащенная 18-я танковая гренадерская дивизия — не подоспели вовремя, чтобы в контрнаступлении остановить танки Жукова.
Правда, один человек из дивизии «Нордланд» появился — ее командующий, генерал-майор СС Юрген Зиглер. Он приехал в штаб Вейдлинга к северу от Мюнхеберга на легковом автомобиле и невозмутимо сообщил, что его дивизия находится во многих милях от фронта; у нее закончилось горючее. Вейдлинг смертельно побледнел. Каждая танковая дивизия должна иметь резервы горючего как раз для таких непредвиденных случаев, однако Зиглер, которому очень не нравилось сражаться под командованием офицеров вермахта, явно не считал прибытие своей дивизии делом срочным. Двадцать бесценных часов было потеряно на дозаправку, а танки Зиглера до сих пор не вышли на позиции. 18-я танковая гренадерская дивизия, которая должна была подойти к Вейдлингу еще накануне, семнадцатого, только что прибыла. Контрнаступлению, запланированному для этой дивизии, не суждено было состояться: дивизия прибыла как раз в тот момент, когда пора было отступать.