Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

Вскоре со скатанным одеялом через плечо Курт Косни вошел в помещение охранников на главном этаже и присоединился к очереди «Свидетелей Иеговы». Один из охранников, сержант СС Бате, который знал Курта в лицо, посмотрел на него в упор. Курт с ужасом представил, как его хватают и швыряют обратно в подвал, однако Бате отвернулся. «Следующий», — выкликнул второй охранник, сидевший за столом. Курт предъявил пропуск. Пять минут спустя с официально проштампованным документом об освобождении Курт Косни стоял на улице перед тюрьмой. Он был свободным человеком. Улица простреливалась и «воздух загустел от шрапнели», но Курт Косни этого не замечал. Он «опьянел от счастья, словно выпил двадцать порций виски».

* * *

Русские вошли в Цоссен. 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко захватила штабы ОКХ и ОКБ в целости и сохранности вместе с горсткой инженеров, солдат и техников. Больше никого там не было. Усталые, в копоти, моргая от изумления и яркого света, танкисты Рыбалко бродили по подземным галереям, жилым помещениям и кабинетам, находя повсюду свидетельства поспешного бегства. Майор Борис Полевой, политработник, прикрепленный к штабу Конева, видел горы карт и документов на полах. В одной из комнат на письменном столе лежал халат; рядом кожаная папка с семейными фотографиями.

«Коммутатор 500», огромный узел связи, не был разрушен. Мужчины стояли на пороге и смотрели на мигающие на консолях огоньки. Ни одного оператора. Большие таблички, прикрепленные к пультам, предупреждали на русском: «Солдаты! Не ломайте это оборудование. Оно пригодится Красной армии!» Полевой и другие офицеры подумали, что убегавшие немецкие работники «оставили эти предупрежденя, чтобы спасти свои шеи».

Захваченный на командном центре Ганс Белтов, главный инженер комплекса электросистем, сейчас водил русских по узлу связи «Коммутатор 500». Белтов объяснил через русских переводчиц, что один оператор оставался до самого захвата штаба, и прокрутил магнитофоную запись последних переговоров. В те последние минуты, пока Цоссен еще оставался в руках немцев, вызовы поступали со всех концов быстро съеживающегося рейха.

— У меня срочное донесение для Осло, — прозвучали немецкие слова.

— Простите, — сказал оператор Цоссена, — но мы не соединяем. Я здесь последний.

— Боже мой, что происходит?.. Другой голос:

— Внимание, внимание. У меня срочное сообщение…

— Мы не принимаем никаких сообщений.

— Есть связь с Прагой? Как дела в Берлине?

— Иван у самого порога. Я отключаюсь.

Цоссен пал. Кроме этой короткой экскурсии, армии Конева там практически не задержались. Одно передовое подразделение направилось в Потсдам; другое уже форсировало Нуте-канал и подходило к Лихтенраде, южной окраине Темпельхофа. Остальные танкисты пробивались к Тельтову и вели бой к югу от Тельтов-канала. За каналом расстилались Целендорф и Штеглиц.

К ночи 22 апреля армии Конева прорвали южные линии обороны Берлина и обогнали Жукова более чем на сутки.

* * *

В три часа ночи в бункере фюрера началось обычное совещание. За двенадцать лет существования Третьего рейха не было еще такого дня, как этот: отсутствовали привычные вспышки оптимизма. Одерский фронт разваливался, а 9-я армия практически была окружена. Самая мощная ее часть — 56-й танковый корпус куда-то пропал, и его никак не могли найти.[54]

Штейнер не мог наступать. Кольцо вокруг Берлина почти сомкнулось. Командующих меняли почти каждый час. Рейх бился в предсмертных конвульсиях, а человек, который довел до этого, уже почти сдался.

Гитлер обрушил дикий, неконтролируемый поток оскорблений на генералов, советников, войска и немецкий народ, который он и привел к катастрофе. Конец наступил, быстро и бессвязно говорил Гитлер; все рушится; продолжать бесполезно; он решил покинуть Берлин; он собирается лично возглавить оборону города… а в последний момент он застрелится. Генерал Кребс и представитель люфтваффе генерал Экхардт Кристиан были объяты ужасом. Им обоим казалось, что у Гитлера нервный срыв. Один Йодль сохранял спокойствие, поскольку Гитлер все это говорил ему сорок восемь часов назад.

Все присутствующие пытались убедить и почти убедили фюрера, что еще не все потеряно. Он должен оставаться во главе рейха, говорили они, он должен покинуть Берлин, поскольку из столицы контролировать ситуацию уже невозможно. Их ужас можно было понять: человек, который не давал развалиться их миру, сейчас жестоко отвергал их. Гитлер наконец сказал, что останется в Берлине, а остальные могут убираться куда хотят. Все стояли как громом пораженные. Чтобы усилить эффект своего заявления, Гитлер сказал, что желает публично объявить, что он находится в Берлине, немедленно продиктует радиообращение. Остальные пытались убедить его повременить. Им требовалось время хотя бы до завтра, чтобы офицеры и адъютанты, находившиеся в бункере, могли связаться со своими коллегами за городом и обеспечить дополнительное давление на фюрера. Гиммлер, Дениц и даже Геринг звонили по телефону и умоляли передумать. Гитлер не уступал.