Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

На главном коммутаторе телефонной станции междугородной связи на Винтерфельдштрассе в Шенеберге по мере того, как русские захватывали окраинные районы, один за другим гасли огоньки. И все же операторы были так же деловиты, как всегда. Вместо того чтобы спускаться в подвал-убежище, старший оператор Элизабет Мильбранд и оператор Шарлотта Бурместер принесли шезлонги с матрасами и подушками в свой офис; обе женщины намеревались до последней возможности оставаться на пятом этаже, где располагался главный коммутатор. Вдруг взревели все репродукторы в здании. Оператора Елену Шрэдер охватила радость. На пятом этаже операторы Мильбранд и Бурместер жадно впитывали новости, чтобы передать их в те районы, куда еще можно было дозвониться. «Внимание! Внимание! — сказал диктор. — Не волнуйтесь. Армия генерала Венка соединилась с американцами. Они наступают на Берлин. Мужайтесь! Берлин не потерян!»

* * *

Русские взломали внешний обвод городских укреплений и пробивались к второму. Они продвигались пригнувшись за танками «Т-34» и самоходками, сражались на улицах, дорогах, в проулках и скверах. Дорогу им прокладывали закаленные десантные гвардейские соединения Конева и Жукова и танкисты в кожаных шлемах, представители четырех великих танковых армий. За ними шеренга за шеренгой шла пехота. Это было странное воинство. Его формировали из выходцев из всех республик Советского Союза, и — кроме отборных гвардейских полков — солдаты сильно различались, как по облику, так и по походному обмундированию. Солдаты говорили на стольких языках и диалектах, что зачастую офицеры не понимали речь собственных подчиненных.[59]

В Красной армии служили русские и белорусы, украинцы и карелы, грузины и казахи, армяне и азербайджанцы, башкиры, мордва, татары, сибиряки, узбеки, монголы и казаки. Некоторые носили темно-коричневую форму, другие — форму цвета хаки или серо-зеленую. У кого-то были темные штаны и гимнастерки всех цветов, от черного до бежевого. И головные уборы были самыми разными: кожаные шлемы с болтающимися наушниками, меховые ушанки, потрепанные пилотки. И казалось, у всех было автоматическое оружие. Они шли пешком, ехали верхом, на мотоциклах и подводах, на трофейном транспорте самых разных марок, и все они стремились к Берлину.

* * *

Из репродуктора на телефонной станции в Шенеберге раздался командный голос: «Всем внимание. Снимите партийные значки, возьмите партийные билеты и снимите мундиры. Все это сбросьте в большую песчаную кучу во дворе или отнесите в машинное отделение, где все это будет сожжено».

* * *

Молочник Рихард Погановска остановил свою тележку и изумленно уставился на грохочущие по мостовой русские танки, окруженные пехотой. Очнувшись, Погановска развернул тележку и покатил обратно на ферму. Там он спустился в подвал к своей семье, где они и затаились. Вдруг дверь убежища распахнулась от удара сапогом, и вошли солдаты Красной армии. Они молча огляделись и ушли, но вскоре вернулись, и Рихарду, как и другим работникам фермы, приказали пройти в административное здание. Пока они ждали, Рихард заметил, что всех лошадей увели, но коров не тронули. Советский офицер, прекрасно говоривший по-немецки, приказал мужчинам вернуться к работе: ухаживать за животными и доить коров. Погановска с трудом верил собственным ушам. Он ожидал, что будет гораздо хуже.

То же самое происходило на всех окраинах при первой встрече гражданского населения с русскими солдатами. Передовые части советской армии, не сентиментальные, но безупречно корректные, были абсолютно не похожи на тех варваров, каких ждали перепуганные горожане.

В семь часов вечера Пия ван Хэвен сидела в подвале своего многоквартирного дома в Шенеберге и чистила картошку. Рядом, сидя спинами к открытой двери убежища, тихо переговаривались еще несколько женщин из их дома. Вдруг Пия подняла глаза и, раскрыв рот, уставилась на дула автоматов двух русских солдат. «Я тихо подняла руки: в одной — нож, картофелина — в другой», — вспоминает Пия. Другие женщины, взглянув на нее, обернулись и тоже подняли руки. К изумлению Пии, один из солдат спросил по-немецки: «Солдаты есть? Фольксштурм? Оружие?» Женщины отрицательно покачали головами. «Хорошие немцы», — одобрил солдат, затем оба забрали у женщин наручные часы и вышли.

В течение вечера Пия видела много русских: «Это были боевые части, и многие говорили по-немецки. Казалось, что их интересует только продвижение и сражение». Пия и ее соседки решили, что вся болтовня Геббельса о мародерствующей Красной армии — еще одна гора лжи. «Если все русские ведут себя так же, — сказала Пия подругам, — тогда нам нечего бояться».