Мы запаниковали, не зная, чего ожидать. Матери обнимали своих детей, не желая расставаться с ними. По всему залу боевики насильно разлучали семьи, подталкивая молодых незамужних девушек и женщин к двери. В саду мы с Катрин крепко держались за маму, которая снова села на землю. Катрин, казалось, еще больше, чем я, боялась, что мы можем расстаться. Она уткнулась головой в руку матери. К нам подошел боевик.
– Ты! – указал он на мою мать, а потом на южную сторону сада. – Иди туда.
Я помотала головой, еще крепче вцепившись в мать. Боевик нагнулся и потянул меня за свитер.
– А ну вставай, – сказал он, но я не отреагировала.
Он потянул сильнее, и я отвернулась. Он схватил меня под мышки, поставил на ноги и толкнул к стене сада. Я закричала. Потом он сделал то же с Катрин, которая держалась за руку матери, словно приклеенная, и просила не разлучать их.
– Разрешите мне остаться с ней! Ей нехорошо!
Но боевики не слушали и оттащили ее от матери. Мы обе плакали в голос.
– Я не могу ходить. Наверное, я умру, – сказала мама боевику.
– Иди-иди, – нетерпеливо произнес он. – Мы отведем тебя в место с кондиционером.
Мама с трудом поднялась с земли и последовала за ним, прочь от нас.
Чтобы спастись, некоторые одинокие женщины постарше лгали боевикам, что они замужем, или хватали знакомых детей и утверждали, что это их дети. Мы не знали, что с нами будет, но по крайней мере боевики, казалось, мало интересовались матерями и замужними женщинами. Дималь и Адки прижали к себе двоих своих племянников. «Это наши сыновья», – сказали они. Боевики посмотрели на них и пошли дальше. Дималь не видела своих детей со времени развода, но убедительно изобразила мать, и даже Адки, которая не была замужем и никогда не казалась практичной, неплохо исполнила эту роль. Такое решение они приняли за доли секунды. Я не успела попрощаться с сестрами, потому что их тут же загнали наверх вместе с цепляющимися за них мальчиками.
На то, чтобы разделить всех женщин, ушло около часа. Мы с Катрин, Роджиан и Нисрин сидели рядом, прижавшись друг к другу, и ждали. Боевики снова принесли нам картошки с водой, но мы были слишком напуганы, чтобы есть. Я попила воды, потом еще немного, поняв вдруг, как мне хочется пить. Все мои мысли вертелись вокруг матери и того, что игиловцы с ней сделают. Сжалятся ли они над ней, и как выглядит их жалость? Лица окружавших меня девушек покраснели от слез. Их косы и прически растрепались, пальцы судорожно цеплялись за соседок. Меня охватила такая усталость, что я опустила голову, и на какие-то секунды все вокруг меня потемнело. Но я не теряла надежды до тех пор, пока к зданию не подъехали три автобуса – больших, в каких обычно развозят детей по школам или религиозных паломников по Ираку и в Мекку. Мы сразу же поняли, что это для нас.
– Куда вы нас везете? – простонала Катрин.
Вслух она этого не сказала, но все мы боялись, что нас повезут в Сирию. Возможно было все, и я не сомневалась, что в Сирии мы точно умрем.
Чтобы спастись, некоторые одинокие женщины постарше лгали боевикам, что они замужем, или хватали знакомых детей и утверждали, что это их дети.
Я крепче сжала сумку. Теперь, без хлеба, она была немного легче, и я пожалела, что выбросила его. Бросать хлеб – это грех. Бог судит езидов не по тому, как мы молимся или отправляемся в паломничество. Чтобы быть хорошими езидами, нам не нужно строить великолепные соборы или много лет обучаться в религиозных школах. Ритуалы вроде освящения детей в водах реки мы исполняем только тогда, когда у семьи появляется достаточно денег или времени.
Наша вера – это наши дела. Мы предоставляем ночлег странникам в наших домах, даем деньги и еду нуждающимся и сидим с телами умерших близких перед похоронами. Даже хорошо учиться или проявлять доброту к мужу или жене – это уже поступок, сравнимый с молитвой. Вещи, помогающие нам жить и поддерживать других, вроде простого хлеба считаются священными.
Наша вера – это наши дела.
Но людям свойственно ошибаться, и поэтому у нас есть так называемые будущие братья и сестры – представители езидской касты шейхов, из которой мы выбираем себе религиозных учителей, рассказывающих о нашей религии и помогающих нам в будущей жизни. Моя «будущая сестра» была красивой женщиной немного старше меня, много знающей о езидизме. Она была замужем, но потом развелась и, вернувшись к родным, посвятила себя Богу и религии. Когда ИГИЛ подошло к ее дому, ей удалось сбежать, и теперь она жила в Германии. Самое важное дело таких братьев и сестер – сидеть рядом с Богом и Тауси Малаком и защищать тебя после смерти. «Я видела ее при жизни, – скажет ваша будущая сестра. – Она заслужила, чтобы ее душа вернулась на землю. Она хороший человек».