Последняя девушка. История моего плена и моё сражение с «Исламским государством»

В комнате воцарилась настоящая паника. К тому времени мы уже представляли себе, какие у ИГИЛ на нас планы, но не знали, когда придут очередные торговцы и как они будут с нами обращаться. Ожидание превратилось в пытку. Некоторые девушки обсуждали, как бы сбежать, но это было невозможно. Даже если бы мы попытались вылезти через окно, в доме, служившем базой «Исламского государства», было полно боевиков. Мы не могли бы выбраться из него, не привлекая их внимания. К тому же Мосул был для нас чужим и незнакомым городом. И даже если бы мы каким-то чудом пробрались мимо боевиков внизу, мы не знали, куда идти. Нас везли сюда ночью, закрыв окна. Они сделали все, чтобы мы не сбежали отсюда живыми.

Разговор скоро перешел на тему самоубийства. Признаюсь, поначалу у меня тоже возникла такая мысль. Все лучше, чем судьба, которую мне накануне описала женщина. Мы с Катрин и еще несколькими девушками договорились помочь друг другу. «Лучше умереть, чем служить рабынями ДАИШ», – повторяли мы. Самоубийство казалось лучшим выходом, чем подчинение боевикам, – и единственным способом оказать сопротивление. И все же мы не могли представить, что сможем смотреть, как одна из нас пытается покончить с собой. Какая-то девушка обмотала платок вокруг шеи и сказала, что сейчас задушит себя, но другие вырвали у нее платок. Кто-то сказал:

– Пусть мы не можем сбежать, но если забраться на крышу, то можно спрыгнуть.

Самоубийство казалось лучшим выходом, чем подчинение боевикам, – и единственным способом оказать сопротивление.

Я все думала о маме. Она считала, что никакие страдания не оправдывают самоубийства. «Нужно верить, что Бог позаботится о тебе», – говорила она, когда со мной случалось что-то плохое. После несчастного случая на ферме она сидела рядом со мной в больнице и молилась, чтобы я выжила, а когда я очнулась, купила мне дорогой подарок. Она так хотела, чтобы я осталась жива, так что теперь я не могла расстаться с жизнью.

Мы быстро отказались от своих планов. Мы не станем убивать себя; мы поможем друг другу, чем сможем, и постараемся воспользоваться первой же возможностью сбежать.

Пока мы жили в этом доме, стало ясно, что торговля людьми в захваченном ИГИЛ Мосуле была поставлена на широкую ногу. Тысячи езидских девушек похищали из домов и продавали или дарили высокопоставленным командирам и шейхам, развозя их по разным городам Ирака и Сирии. Боевикам было все равно, покончит ли какая-нибудь девушка самоубийством или нет. Пусть даже сотня; наша смерть для ИГИЛ ничего не значила, и они не стали бы после этого обращаться лучше с остальными. Кроме того, уже потеряв несколько рабынь, боевики усилили охрану и следили, чтобы мы не перерезали себе вены, не удушили себя платками и не умерли от ран.

В комнату вошел боевик и потребовал, чтобы мы сдали все имеющиеся у нас документы.

– Любые бумаги, в которых говорится, что вы езиды, – сказал он, показывая на сумку.

Внизу они свалили в кучу все собранные документы – удостоверения личности, продовольственные карточки, свидетельства о рождении – и сожгли их; остался только пепел на земле. Казалось, сжигая наши документы, они уничтожали свидетельства нашего существования в Ираке. Я отдала все, что у меня было, кроме продовольственной карточки матери, которую затолкала под бюстгальтер. Это все, что осталось у меня от нее.

В уборной я побрызгала водой на лицо и руки. Над раковиной висело зеркало, но я не поднимала голову. Я не могла заставить себя посмотреть на свое отражение. Я подозревала, что уже не узнаю девушку в зеркале. На стене над душем краснел кровавый след, о котором мне ночью рассказывала женщина. Небольшое красновато-коричневое пятно – все, что осталось от езидской девушки, которая заходила сюда до меня.

После этого нас снова разделили, на этот раз на две группы. Мне удалось остаться с Катрин, нас построили и снова рассадили по автобусам. Некоторые другие девушки – все из Кочо – остались. Мы не попрощались с ними; позже мы узнали, что их перевезли через границу в Ракку – столицу «Исламского государства» в Сирии. Я была рада, что осталась в Ираке. Что бы ни случилось, я думала, что смогу выжить, если останусь в своей стране.

Я не могла заставить себя посмотреть на свое отражение. Я подозревала, что уже не узнаю девушку в зеркале.