В автобусе я быстро прошла назад и села у окна, где, как мне казалось, Абу Батату или другому боевику будет труднее ко мне приставать. Было странно видеть яркий солнечный свет после нескольких дней, проведенных за занавесками или в ночных поездках из одного города в другой. Автобус ехал по улицам Мосула, и поначалу они казались обычными и похожими на улицы города Синджара; люди шли в магазины или отводили детей в школу. Но, в отличие от Синджара, здесь было полно боевиков «Исламского государства». Они стояли на блокпостах, патрулировали улицы, сидели в грузовиках или просто ходили по занятому городу, покупали фрукты и разговаривали с местными жителями. Все женщины были одеты в черные абайи с никабами[3]
. ИГИЛ запрещало женщинам выходить из дома без сопровождения и с непокрытым лицом, так что они передвигались по городу, словно невидимки.Мы сидели смирно, испуганные. Я благодарила Бога, что осталась с Катрин, Нисрин, Джилан и Роджиан. Их присутствие придавало мне силы, чтобы не сойти с ума. Не всем так повезло. Одну девушку разлучили со всеми, кого она знала в Кочо, и она постоянно плакала.
– У всех, кроме меня, кто-то есть, – жаловалась она.
Нам хотелось утешить ее, но ни у кого не хватило на это духу.
Ближе к десяти утра автобус остановился у двухэтажного зеленого дома, по размерам немного меньше первого, и нас затолкали внутрь. На втором этаже одна из комнат уже была очищена от пожитков обитавшего тут семейства, хотя Библия на полке и крест на стене говорили о том, что здесь жили христиане. Вместе с нами привезли девушек из Тель-Узейра, которые здесь уже были, и они сели вместе. Вдоль стен валялись матрасы, а маленькие окна были либо закрашены, либо закрыты плотными одеялами, превращавшими дневной яркий свет в полумрак. Резко пахло чистящим средством, той самой синей флуоресцентной пастой, которой женщины в Кочо чистили кухни и ванные.
В комнату вошел боевик, чтобы проверить, закрыты ли окна и не выглядывает ли кто-нибудь из них. Увидев Библию и крест, он пробормотал что-то себе под нос, подобрал пластиковый ящик, швырнул их в него, и вынес ящик из комнаты.
По пути он крикнул нам, чтобы мы приняли душ.
– Вы что, езидки, всегда так воняете? – спросил он с преувеличенной гримасой отвращения.
Я вспомнила, как Сауд, вернувшись из Курдистана, рассказывал, что там смеялись над езидами и говорили про их дурной запах – и как это меня сильно сердило. Но сейчас я надеялась, что от нас и вправду воняет. Запах служил нам оружием, защищавшим от мужчин вроде Абу Батата. Мне хотелось вызывать в боевиках отвращение своей вонью – после многочасового сидения в душных автобусах многих из нас вырвало – чтобы они к нам не прикасались. «А ну, смойте с себя всю грязь! Мы не хотим, чтобы от вас смердило», – требовали они. Мы подчинились, вымыв лица и руки над раковиной, но не хотели снимать одежду и раздеваться так близко от мужчин.
После того как боевик ушел, некоторые девушки стали перешептываться и показывать на стол, на котором стоял закрытый ноутбук.
– Интересно, работает ли он, – сказала одна девушка. – Может, там есть Интернет! Тогда можно выйти на Facebook и сообщить, что мы в Мосуле.
Я не имела ни малейшего представления, как пользоваться ноутбуком или компьютером – я видела его впервые в жизни. Поэтому я просто наблюдала, как две девушки медленно приблизились к столу. Мысль о том, чтобы выйти на Facebook, придала нам надежды, и скоро об этом уже шептались все. Некоторые перестали плакать. Другие впервые с Солаха встали без посторонней помощи. У меня сильнее забилось сердце. Мне очень хотелось, чтобы это устройство сработало.
Одна девушка открыла ноутбук, и экран загорелся. Мы задержали дыхание, глядя на дверной проем, в котором мог в любой момент появиться боевик. Девушка нажала на несколько клавиш сначала слегка, затем сильнее. Потом она закрыла крышку, повернулась к нам и покачала головой.
– Не работает. Простите, – сказала она, чуть не плача.
Ее окружили подруги, стараясь утешить. Мы все были сильно разочарованы.
– Ладно, ты хотя бы попыталась, – шептали ей. – К тому же, если бы он работал, люди из ДАИШ не оставили бы его здесь.
Сейчас я надеялась, что от нас и вправду воняет. Запах служил нам оружием, защищавшим от мужчин.
Я обернулась к стене, где сидели девушки из Тель-Узейра. С тех пор, как нас привели сюда, они не сказали ни слова и даже не пошевелились. Они так сильно прижались друг другу, что невозможно было сказать, где заканчивается одна и начинается другая. Их лица казались масками чистого горя, и я подумала: неужели когда-нибудь так буду выглядеть и я?