Последняя дуэль

Тяжёлая французская кавалерия ринулась в атаку, но во время скачки по лесистому ущелью рыцари попали под град османских стрел, выпущенных с горного хребта. Достигнув высохшего русла реки внизу, они планировали подняться на противоположный склон. Оставшимся всадникам, которых не выбили из седла вражеские стрелы, пришлось спешиться, потому что склон местами был довольно крутым.

Многим удалось взобраться на вершину, поскольку пластинчатые латы надёжно защищали их от османских стрел. Но стоило неприятельским лучникам отступить, как перед рыцарями вырос лес острых кольев, заслонивших османскую пехоту. Крестоносцы принялись вырывать колья, чтобы добраться до врага, и наконец им удалось прорвать оборону и перебить бо́льшую часть легко вооружённой пехоты.

Крестоносцы уже было собирались броситься в погоню, но внезапно на них обрушилась османская кавалерия. Во время последующей схватки французские рыцари спешились и, ловко орудуя кинжалами, нападали на неприятельских всадников. Обе стороны понесли большие потери, но в итоге турецкой кавалерии пришлось отступить. Крестоносцы, посчитав, что они выиграли сражение, решили отдохнуть, совершенно вымотанные тяжёлым восхождением на крутой холм под палящим солнцем, градом вражеских стрел, прорывом через лес заточенных деревянных кольев и битвой с неприятельской пехотой и кавалерией.

Вот тут–то они и были застигнуты врасплох скрывшейся за деревьями вражеской кавалерией, которую султан держал в резерве. Некоторых крестоносцев убили на месте, другим пришлось отступить к подножию холма, на который они с таким трудом поднялись, и бежать обратно к городу, остальные перебрались через Дунай, от греха подальше. Самые отважные остались на месте и приняли неравный бой среди груд окровавленных трупов своих боевых товарищей. Жан де Вьен был одним из многих павших в тот день. Даже мёртвый, он продолжал сжимать в руке знамя с образом Пресвятой Девы. Войско Сигизмунда, следовавшее за франко–бургундской армией, было полностью разбито.

Оставшимся крестоносцам в конце концов пришлось сдаться превосходящим силам противника, в том числе сдались маршал Бусико и граф д'Э, возглавлявшие французское наступление. Турки взяли около трёх тысяч пленными. Некоторые знатные пленники вроде Бусико и Жана Неверского, сына герцога Филиппа, вскоре были выкуплены. Но многим христианам пришлось поплатиться жизнью за устроенную накануне резню, месть султана была ужасна. На следующий день после битвы турки обезглавили несколько сотен крестоносцев, пока утомлённый кровавым зрелищем султан не отдал приказ прекратить бойню.

Можно только догадываться об участи, постигшей Жана де Карружа в Никополе. Вероятно, он был убит в битве с турками недалеко от того места, где пал его старый командир Жан де Вьен, и упокоился вместе с ним в братской могиле. А может, он был казнён на следующий день, став жертвой мести султана за устроенное христианами побоище и убийство пленных. Маловероятно, что Карруж был в числе бежавших с поля боя, учитывая его доблесть, отвагу и преданность товарищам по оружию. Никополь — одно из величайших военных поражений в истории, положившее конец длившимся уже три столетия европейским авантюрам на Ближнем Востоке. Можно сказать, Жан де Карруж пал в так называемом Последнем Крестовом походе.

Если отъезд Жана в Крестовый поход и оставлял Маргарите надежду, что её покровитель вернётся, то известие о гибели мужа навсегда лишило её подобных иллюзий. Её сыну Роберу де Карружу на момент гибели отца исполнилось всего десять лет, ровно столько же ему оставалось до совершеннолетия; он возьмётся за оружие, защищая Францию, в 1415 году, когда Генрих V высадится со своей армией в Нормандии. Возможно, Маргарита рассчитывала на покровительство своего кузена Томина дю Буа, который однажды вызвал на дуэль от её имени Адама Лувеля; либо другого кузена, Робера де Тибувиля, что был одним из секундантов её мужа на ристалище Сен–Мартен. Но с момента их разлуки с Жаном весной 1396‑го, тщетно ожидая его возвращения, Маргарита, скорее всего, чувствовала себя безумно одинокой и всеми покинутой.

Дуэль между Жаном де Карружем и Жаком Ле Гри десятилетней давности официально положила конец судебным дрязгам, но не грязным сплетням, домыслам и пересудам. Два летописца сообщают, что, якобы, спустя несколько лет после дуэли некий человек (по одной версии приговорённый к смертной казни преступник, по другой — больной на смертном одре) признался в изнасиловании. Ни один источник не приводит точных деталей предполагаемого признания, и ни одна из версий не нашла документального подтверждения, но многие хронисты и историки до сих пор преподносят эту довольно мутную историю, как неоспоримый факт.