Совсем недавно она читала мемуары человека, который всю войну мыслил только "стратегическими операциями и большими цифрами" и, ужаснувшись вначале, затем и думать перестал о людских страданиях, скрытых за этими "операциями"; в своем стремлении выиграть войну он словно взял себе за правило не думать о людях и - в этом она была твердо уверена - не мог бы представить себе войну с их точки зрения, если бы и вспомнил о них. Золото, а не человек! Она слышала, как Хьюберт с презрительной усмешкой говорит о "кабинетных стратегах", которым война доставляет только удовольствие, - их возбуждает игра, возможность бросать в нее огромные людские массы, быть в курсе событий раньше других; они упиваются собственным величием. Не люди, а золото! Из другой, недавно прочитанной книги ей запомнился отрывок, посвященный тем, кто вершит историю. Они сидят в крупных концернах, в банках, в правительстве; тасуют людские массы, нимало не заботясь ни о ком, кроме самих себя, учреждают то одно, то другое предприятие, набрасывая проекты на листках блокнота и приказывая мелкой сошке: "А ну-ка, выполняй, черт тебя побери, и выполняй как следует". Люди в цилиндрах или брюках гольф, которые всюду и везде заправляют плантациями в тропиках, рудниками, торговлей, прокладкой железных дорог и концессиями. Не люди, а золото! Бодрые, здоровые, откормленные, неукротимые люди с холодными глазами. Непременные участники всех званых обедов, они знают все, что творится за кулисами, а человеческие чувства и человеческая жизнь им нипочем. "И все-таки, - подумала Динни, - ведь, наверно, есть и от них какой-нибудь толк; как бы мы получали без них каучук или уголь, кто бы добывал жемчуг и прокладывал железные дороги, кто бы спекулировал на бирже, затевал и выигрывал войны!" Она вспомнила о Халлорсене, - тот по крайней мере сам трудится и страдает за свои идеи, сам ведет свои войска в атаку: он не отсиживается дома, гордясь тем, что знает больше других, уписывая за обе щеки ветчину, подстреливая зайцев и помыкая своими ближними. Она свернула в парк и остановилась у крокетной площадки. Тетя Уилмет и леди Генриетта - эти вечные спорщицы - не могли в чем-то убедить друг друга. Обе воззвали к ней:
- Я права, Динни?
- Нет, когда твой шар на ходу коснулся чужого, ты продолжаешь игру; но когда ты, тетя, бьешь по своему шару, ты не имеешь права сдвинуть с места шар леди Генриетты.
- Я же тебе говорила! - воскликнула леди Генриетта.
- Конечно, говорила. Ну и позиция у меня, нечего сказать. Ладно, остаюсь при своем мнении и продолжаю играть, - и тетя Уилмет прогнала свой шар через ворота, сдвинув при этом на несколько дюймов шар противника.
- Ну, где у нее совесть? - жалобно простонала леди Генриетта, и Динни сразу поняла, как выгодно оставаться при своем мнении.
- Ты ведешь себя совсем как Железный герцог, тетя, - сказала она. Разве что реже чертыхаешься.
- Чертыхается, - сказала леди Генриетта, - да еще как!
- Ваш удар, Ген, - сказала польщенная тетя Уилмет.
Оставив их, Динни отправилась к себе. Там она переоделась и заглянула к Флер.
Горничная подстригала крошечной машинкой затылок своей хозяйки, а в дверях стоял Майкл и завязывал белый галстук.
Флер обернулась.
- А, Динни! Входите и садитесь. Довольно, Пауэрс, спасибо. Иди сюда, Майкл.
Горничная исчезла, а Майкл подошел к жене, и та поправила ему галстук.
- Вот так! - сказала Флер и, взглянув на Динни, добавила: - Вы пришли насчет Саксендена?
- Да. Сегодня вечером я буду читать ему отрывки из дневника Хьюберта. Но я не знаю: где именно приличествует мне, девушке молодой и...
- Только не невинной, Динни; вы никогда не были невинной, правда, Майкл?
Майкл улыбнулся.
- Невинной - никогда, но добродетельной - всегда. В детстве, Динни, ты была очень хитрым ангелочком, у тебя был такой вид, будто ты пытаешься сообразить, куда делись твои крылышки. Выглядело это ужасно трогательно.
- Наверно, я думала, что ты мне их повыдергивал.
- А тебе полагалось бы носить панталончики и ловить бабочек, как те две девочки на картине Гейнсборо в Национальной галерее.
- Довольно вам любезничать, - сказала Флер, - слышите гонг? Динни, я могу уступить вам мою маленькую гостиную; в случае чего постучите, и Майкл прибежит, вооруженный ботинком, словно он думал, что там крысы.
- Отлично, - сказала Динни, - только, по-моему, лорд Саксенден будет тих, как ягненок.
- Кто знает, - заметил Майкл, - он скорее похож на козла.
- Вот эта комната, - сказала Флер, когда они проходили мимо. - Cabinet particulier {Отдельный кабинет (франц.).}. Желаю успеха!..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ