Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

Рейнольдс телом раздвигал тонкую пленку льда, держа в руках карабин. Достигнув противоположного берега, он набрал в носовой платок мелкую гальку и песок, связал его в узелок и, даже не отжав мокрую одежду, побежал вдоль реки к зарослям, скрывавшим грузовики АВО. Его нельзя было заметить среди деревьев, а ледяная снежная корка покрыла землю таким тонким слоем, что молено было не опасаться быть услышанным. Он повесил карабин на плечо, держа в руке тяжелый платок с галькой и песком, и стал осторожно продвигаться к грузовикам, прячась за деревьями. Он шел быстро и минуты через три подошел близко к ним. Осторожно выглянув из-за деревьев, осмотрелся, задние дверцы грузовиков были закрыты. Рейнольдс приготовился пробежать открытое пространство по скользкому снегу к одному из них, в котором, по его предположению, должен быть Гидаш. Но тут неожиданно из-за грузовика появился человек и направился к деревьям, за которыми прятался Рейнольдс. Рейнольдс похолодел от ужаса: его заметили. Но тут же постарался взять себя в руки. Солдаты АВО не охотятся за вооруженным противником в темных зарослях с карабином, покоящимся на сгибе локтя одной руки, и зажженной сигаретой в другой. Очевидно, у часового не возникло никаких подозрений, он просто прогуливается, чтобы согреться в движении. Когда часовой, пройдя всего лишь в нескольких футах от Рейнольдса, повернулся, чтобы идти обратно, Рейнольдс, сделав шаг, поднял правую руку, в которой был зажат платок с мокрым песком и галькой, и с силой ударил его по голове. Рейнольдс подхватил падающего часового и карабин и осторожно затащил солдата за дерево. Потом подбежал к коричневому грузовику. Рейнольдс увидел сорванный капот и мотор, поврежденные взрывом гранаты Графа, потом пошел к другому грузовику, не отрывая глаз от его задней дверцы. Он едва не упал, споткнувшись о скорчившееся тело мертвого человека. Рейнольдс испытал шок, узнав этого человека, хотя мысленно подготовил себя к тому, что увидит его. Граф лежал в снегу лицом вверх. Тонкое аристократическое лицо не пострадало, а резкие орлиные черты, казалось, делали его еще высокомернее и отчужденнее в смерти, чем он был при жизни. Очередь из карабина буквально разорвала ему грудь. Они пристрелили его как собаку, как собаку бросили здесь. Он лежал в темноте холодной ночи, и мягко падающий снег уже начал запорашивать мертвое лицо. Движимый каким-то странным порывом, Рейнольдс снял с его головы ненавистную фуражку АВО и швырнул ее в темноту, вытащил из его кармана залитый кровью носовой платок и бережно прикрыл лицо. Затем поднялся и подошел к фургону.

К дверце вели четыре ступеньки. Рейнольдс бесшумно взошел по ним, ступая мягко, как кошка, и опустился на колени, заглядывая в скважину замка. Он увидел то, что хотел: в дальнем конце фургона у стола с привинченным к крышке аппаратом, похожим на передатчик, сидел спиной к двери Гидаш. Он крутил правой рукой ручку, а левой держал телефонную трубку. Это был не передатчик, а радиотелефон. Как они могли упустить из виду, что такой человек, как полковник Гидаш, не мог разъезжать по стране без мобильного средства связи. И теперь, когда стихал снегопад и небо расчищалось, он наверняка вызывал на помощь самолеты, делая последний, отчаянный ход, чтобы задержать их в стране. Но все его усилия уже не имели никакого значения и не имели смысла ни для тех, кого Гидаш преследовал, ни для него самого. Рейнольдс потянул ручку, хорошо смазанная дверь бесшумно открылась, и он, как тень, скользнул в фургон. Гидаш держал около уха телефонную трубку и ничего не услышал. Рейнольдс сделал три бесшумных шага, приклад карабина взлетел в воздух, и он одним ударом приклада через плечо Гидаша разбил аппарат вдребезги.

Какой-то момент Гидаш сидел как громом пораженный, затем развернулся на стуле. Рейнольдс прижал карабин дулом к груди Гидаша. Лицо полковника словно бы превратилось в каменную маску, двигались только губы, но он не мог произнести ни слова. Рейнольдс схватил ключ, лежавший на койке, и, не отрывая глаз от Гидаша, запер дверь. Затем подошел к полковнику и остановился, приставив карабин к сердцу Гидаша.

— Я вас удивил, полковник Гидаш? А удивляться нечему. Такие, как вы, жившие, убивая людей, должны помнить и знать лучше других, что в любой момент вас настигнет возмездие. К вам оно пришло сегодня ночью.

— Вы пришли, чтобы свершить возмездие. — Это был не вопрос, это было утверждение. — Вы убьете меня?

— Да. Я пришел именно казнить вас. Убийство — это то, как вы поступили с майором Говартом. Сейчас нет никого, кто бы помешал мне застрелить вас так же хладнокровно, как вы застрелили его. А ведь он пришел к вам безоружным.

— Он был врагом государства, врагом народа.

— Господи! Неужели вы пытаетесь оправдать свой поступок?

— Я не нуждаюсь в оправданиях, капитан Рейнольдс. Я выполнял свой долг.

— Вы пытаетесь оправдать себя — или пытаетесь сохранить себе жизнь?

— Я никогда и никого ни о чем не прощу. — В голосе еврея звучало обостренное чувство собственного достоинства.