— Ничего особенного. Сортировкой в основном занимался старпом. Может, что-нибудь найдешь. — Он указал на аккуратно сложенные на палубе стопки одежды, не-сколько небольших дипломатов и полиэтиленовых сумок. К каждому предмету была прикреплена бирка. — Взгляни. А что с теми двумя, которые остались в бараке?
— Держатся. Думаю, с ними будет все в порядке, хотя говорить об этом наверняка еще рано. — Присев на корточки, я внимательно осмотрел все карманы, но ничего, естественно, не нашел. Ганзен не из тех, кто хлопает ушами. Я прощупал каждый квадратный дюйм подкладки, но безрезультатно. Затем осмотрел дипломаты, сумки, мелкие предметы одежды, личные вещи, бритвенные приборы, письма, фотографии, два или три фотоаппарата. Разобрав фотоаппараты, заглянул внутрь, но там было пусто. Я поинтересовался у Бенсона: — А доктор Джолли принес свою медицинскую сумку?
— Ты даже своим коллегам по ремеслу не доверяешь?
— Нет.
— Я тоже, — улыбнулся корабельный врач одними губами. — Ты на меня плохо влияешь. Я осмотрел в ней каждый предмет, но ничего не нашел. Даже толщину дна измерил. Двойного дна нет.
— Вот и прекрасно. Как чувствует себя больной?
— Их у меня девять, — ответил Бенсон. — Тот факт, что они в безопасности, оказал на них благотворное психологическое воздействие. Ни с каким лекарством не сравнить. — Посмотрев на медкарты, он продолжал: — Хуже всех дела у капитана Фолсома. Разумеется, он вне опасности, но лицо страшно обожжено. Мы договорились, что в Глазго его будет ждать специалист по челюстно-лицевой хирургии. Братья Харрингтон, оба офицера-метеоролога, обожжены в меньшей степени, но очень ослабли от переохлаждения и голода. Хорошее питание, тепло и покой Через пару дней поставят их на ноги. У Хассарда, он тоже метеоролог, и Джереми, лаборанта, ожоги и обморожения средней тяжести. Эти находятся в лучшей форме по сравнению с остальными. Любопытное наблюдение: разные люди по-разному реагируют на голод и переохлаждение... Остальные четверо: старший радиооператор Киннэрд, доктор Джолли, повар Несби, тракторист Хьюсон, в чьем ведении находилась дизель-генераторная установка, — все сильно обморозились. Особенно Киннэрд. У всех умеренной степени ожоги. Конечно, они слабы, но быстро набирают силы. Лишь Фолсом и братья Харрингтон согласились лечь в лазарет. Остальных мы кое-как одели. Разумеется, они все пока отлеживаются, но это будет продолжаться недолго. Они молодые, крепкие и, по существу, здоровые ребята. Детей и стариков на зимовку не посылают.
В дверь постучали, и появилась голова Суонсона.
— Привет, опять с нами? — произнес командир, обращаясь ко мне, затем повернулся к врачу: — Есть небольшая проблема с больными, доктор. — Отступив в сторону, офицер впустил Несби, одетого в форму унтер-офицера американского ВМФ. — Похоже на то, что ваши пациенты узнали о похоронах. Они, вернее, те, которые могут передвигаться, хотят отдать последний долг своим товарищам. Я их понимаю и сочувствую, но не знаю, позволит ли им это состояние их здоровья...
— Я бы рекомендовал больным не присутствовать на похоронах, сэр, — ответил Бенсон. — Категорически.
— Ты можешь рекомендовать все, что тебе вздумается, приятель, — произнес Киннэрд, стоявший за спиной Несби и тоже нарядившийся в морскую форму. — Ты не обижайся. Не хочу, чтоб меня приняли за грубияна или неблагодарную свинью, но я пойду на похороны. Джимми Грант был моим напарником.
— Я понимаю ваши чувства, — ответил Бенсон. — Но надо понять и меня. А я беспокоюсь о вашем здоровье. Вам нельзя никуда ходить. Надо лежать и лежать. Вы ставите меня в трудное положение.
— Я командир корабля, — вежливо проговорил Суонсон., — Вы знаете, что я вправе запретить вам покидать корабль. И вы обязаны будете подчиниться.
— А вы ставите нас в трудное положение, сэр, — отвечал Киннэрд. — Не думаю, что если бы мы набросились на своих недавних спасителей, то это значительно укрепило бы англо-американское единство. — Слегка усмехнувшись, радист закончил: — И потом, что бы стало с нашими ожогами и ранами?
Подняв бровь, Суонсон взглянул на меня:
— Ну а что вы скажете? Ведь они ваши земляки.
— Доктор Бенсон совершенно прав, — проговорил я. — Однако гражданскую войну затевать из-за этого ни к чему. Уж если они пять или шесть суток продержались на этой окаянной льдине, то не думаю, что лишние пять минут принесут им очень большой вред.
— Ну что же, если все-таки принесут, — внушительным тоном произнес Суонсон, — виноваты будете вы.