Последняя империя. Падение Советского Союза

Если Горбачев в американских товарищах почти что разочаровался, его приближенные пока не теряли надежды опереться на них. Пятнадцатого декабря, через два дня после интервью, Бешлосс и Тэлбот навестили квартиру на окраине Москвы: их пригласил на неформальный обед переводчик Горбачева Палажченко. После обеда он попросил жену оставить их одних и предложил изумленным американцам записать секретное послание правительству США. Палажченко надиктовал следующее:

Президент [Горбачев] открыт для любых перспектив. Возможно, он займет тот или иной пост в Содружестве. Но унижать себя ради этого он не позволит. Руководству Соединенных Штатов и Запада стоило бы подумать, как внушить Ельцину и другим, насколько полезно будет оставить президенту ту или иную активную роль и как важно сделать это таким образом, чтобы не задеть его достоинство. В то же время вполне вероятно, что через несколько недель он превратится в частное лицо. Некоторые уже фабрикуют против него [уголовное] дело. Важно, чтобы Ельцин не имел с этим ничего общего и чтобы он запретил плести интриги с целью повредить президенту. Повторюсь: руководству Соединенных Штатов не следовало бы оставлять у него никаких сомнений на этот счет. Все вышеизложенное – личная точка зрения, которая с президентом не обсуждалась.

Палажченко заверил Бешлосса и Тэлбота, что не выступает от лица Михаила Сергеевича. Об авторе сообщения он упорно молчал, зато объяснил, кому оно предназначалось. Доставить записку надлежало одному из трех человек: Джорджу Бушу, Джеймсу Бейкеру либо Деннису Россу, доверенному лицу госсекретаря, ответственному за политическое планирование. Палажченко некоторое время спустя вспоминал, что решил передать послание в Вашингтон по рекомендации коллеги, который обладал обширными связями в советских политических кругах – позднее тот вошел в окружение Ельцина. Этот коллега рассказал переводчику, что собрана целая команда, которая лихорадочно разыскивает “компрометирующие материалы”, и что организаторы путча, вполне вероятно, изменят свои показания, чтобы подставить “его” – Горбачева. Виновные в попытке государственного переворота в августе действительно утверждали, что чрезвычайное положение объявили с молчаливого согласия президента Советского Союза²⁹.

Поступок Палажченко был затеей верного слуги, надеющегося помочь хозяину и одновременно сохранить место. Несмотря на драматизм своего положения, ломился переводчик в открытую дверь. Два дня назад, 13 декабря, Буш поставил Ельцина в известность о том, что его беспокоит будущее Горбачева. Когда Борис Николаевич позвонил в Белый дом сообщить о ратификации Беловежского соглашения российским, украинским и белорусским парламентами, президент Соединенных Штатов спросил:

– Чем, по-вашему, займется Горбачев?

Ельцин признался, что не намерен предлагать Горбачеву пост в руководстве СНГ:

– У нас не будет поста президента Содружества. Мы все будем равными.

В конце беседы Буш вернулся к судьбе последнего советского вождя.

– У вас перемены, и я надеюсь, что все происходит ненасильственным путем, – прозрачно намекнул он президенту России.

Тот пообещал Бушу не допустить унижения Горбачева:

– Я гарантирую, лично вам обещаю, господин президент, что все произойдет по-хорошему, в рамках приличий. Мы окажем Горбачеву и Шеварднадзе всяческое уважение. Все будет спокойно, постепенно и без радикальных мер.

Буша ответ удовлетворил:

– Замечательно. Рад это слышать³⁰.

Вскоре после этого разговора хозяин Белого дома из вежливости позвонил и Горбачеву. Тот выругал Ельцина и глав других бывших республик за то, что они, учредив СНГ, выбили опору у него из-под ног. Такую тактику Михаил Сергеевич называл любительщиной. “Горбачев не сдерживал гнева, – позднее вспоминал Буш. – Он… пересказывал все события, начиная с 25 ноября”.