Бейкер уверил, что Вашингтон сохранял нейтралитет и не оказывал никакой поддержки лидерам России, Украины и Белоруссии. Госсекретарь писал в мемуарах, что как бы сильно Назарбаева ни задело, что его не пригласили в Беловежскую пущу, он готов был простить им обиду: “Они [Ельцин, Кравчук и Шушкевич] принесли мне свои извинения, это все позади”. Теперь глава Казахстана решительно выступал в поддержку Содружества, изо всех сил убеждая коллег из среднеазиатских республик присоединиться к нему. “Мне еще раз придется сыграть роль пожарного, – заявил он Бейкеру, сравнивая последствия Беловежского соглашения с чрезвычайной ситуацией. – Я должен буду собрать их всех в одну упряжку”.
Главы государств Казахстана и Средней Азии настаивали на соблюдении важного условия, без которого вступать в СНГ не желали: они претендовали на статус учредителей этой организации и повторное подписание договора об ее создании, но уже с их участием. Назарбаев также добивался заключения отдельного соглашения между четырьмя государствами, на чьей территории располагался ядерный арсенал СССР – о том, как именно осуществлять над ним контроль. Последнее Бейкера несказанно обрадовало: “За пять часов до рассвета я попал наконец к себе в номер и подумал, что три часа разговора с Назарбаевым стали едва ли не самым большим успехом за всю поездку”. Американец желал Назарбаеву успеха. На следующий день в Минске он объяснял Шушкевичу: “Присоединение среднеазиатских республик к славянским означает, что Средняя Азия может служить мостом между Востоком и Западом и надежным заслоном против исламского фундаментализма”7
.Если в Белом доме содействовали расширению восточнославянского альянса за счет Казахстана и Средней Азии ради сохранения единого командования советскими ракетно-ядерными силами и противодействия исламистам, причины, по которым политические круги республик желали присоединения к Беловежскому договору, гораздо разнообразнее и труднее поддаются анализу. Ядерное оружие имелось лишь у Назарбаева, а радикальный исламизм был всего лишь одним из факторов, определявших поведение руководителей этих пяти государств, большинство которых воспитала партия. Их заботила прежде всего Российская Федерация. Много лет они подчинялись Москве и полагались на нее. Теперь же им не терпелось начать жить своим умом – но не рвать все нити, связывавшие Среднюю Азию с имперским центром.
Во вторник, в день прилета Бейкера, Назарбаев председательствовал на многолюдном собрании в центре казахской столицы, приуроченном сразу к двум событиям: провозглашению независимости в понедельник и пятой годовщине антиправительственных выступлений в городе (16–17 декабря 1986 года). Протестовать на улицы вышла, в первую очередь, казахская молодежь, причем под “националистическими” лозунгами – это был один из первых признаков того, что в Советском Союзе нарастает межэтническое противостояние. Молодые люди в основном учились в вузах Алма-Аты, а возмутило их до такой степени назначение русского, Геннадия Колбина, первым секретарем Компартии Казахской ССР и фактическим руководителем государственного аппарата. Славяне эту должность не занимали уже давно. Горбачев, поставив Колбина, проводил в жизнь свой замысел по очищению власти от кадров, доставшихся ему от Леонида Брежнева, и расцветшей при этом последнем коррупции.
Михаил Сергеевич опирался на русских в партийной верхушке, чтобы прибрать к рукам союзные республики и региональные элиты. Еще в 1985 году он перевел в Москву Ельцина, сменившего на должности столичного градоначальника Виктора Гришина, брежневского мастодонта. Колбина же (в начале 70-х годов – второго человека в Свердловском обкоме КПСС) перебросили в Казахстан из Поволжья, с поста первого секретаря Ульяновского обкома. По благословению нового генсека “свердловская мафия” вытесняла дряхлых взяточников и казнокрадов, а заодно укрепляла положение Горбачева в государстве, которое нуждалось в политических и экономических реформах8
.Но если призвание Ельцина москвичи приветствовали, “избрание” Колбина натолкнулось на враждебный прием и среди простых казахов, и среди ближайшего окружения предыдущего босса. Причина лежала на поверхности – стремясь побороть гидру коррупции, изгнать из кресел вождей, которые, казалось, в них вросли, Горбачев нарушил неписаный договор между союзным центром и периферией, который сложился после смерти Сталина: первое лицо республики должно было представлять ее титульный этнос. Михаил Сергеевич, ощутив в руках рычаги управления, вознамерился править Союзом из рабочего кабинета, отводя местным элитам роль исполнителей. Но Алма-Ата отличалась от Москвы. У республик было больше прав, чем у городов, и республиканские компартии, а с ними и местная интеллигенция, не собирались так просто отказываться от добытых с трудом привилегий ради прихоти очередного кремлевского мечтателя9
.