Последняя империя. Падение Советского Союза

Перед отъездом из Москвы Бейкер вернулся в Кремль, чтобы побеседовать с человеком, политика которого привела к настолько глубоким переменам в стране и в мире, что для него самого там места уже не осталось. Направляясь на третий этаж Сенатского дворца, в кабинет Горбачева, гостю следовало мобилизовать все свои дипломатические способности, чтобы еще раз не задеть хозяина за живое.

Тремя днями ранее, 13 декабря, когда Буш из вежливости позвонил президенту Советского Союза, тот кольнул американского коллегу: “Джордж, думаю, что Джиму Бейкеру не стоило выступать с речью в Принстоне – особенно провозглашать, что СССР прекратил свое существование. Всем нам надо вести себя осторожнее в такие времена”. Горбачев перепутал речь в университете с заявлением, сделанным госсекретарем немного ранее: “Советского Союза, каким мы его знали, больше не существует”. Бейкер объявил это перед телекамерами, узнав, чем закончилась встреча в Беловежской пуще – и старался подобрать формулировки настолько мягкие, насколько позволяли обстоятельства. Тем не менее Буш предпочел успокоить Михаила Сергеевича: “Согласен с вашей критикой”. После этого разговора президент СССР позвонил Анатолию Черняеву и похвастался, что дал Бушу “отлуп за поведение”³⁸.

Бейкеру надо было постараться не разозлить Горбачева еще сильнее. Однако встреча прошла на удивление гладко. Михаил Сергеевич ничем не показывал, что обижен, и только однажды позволил себе упомянуть “бестактное” поведение Соединенных Штатов: “Видимо, были какие-то ошибки, какие-то серьезные просчеты с моей стороны, и какие-то с вашей”. Бейкер истолковал эти слова как возможную отсылку к утечке из Белого дома информации о признании независимости Украины либо реакции на события в Вискулях. Если Горбачев и дал волю гневу, то лишь относительно Ельцина и других учредителей Содружества, которых он обвинял в перевороте. Горбачев отлично понимал, насколько шатким было его положение, и госсекретаря поразил контраст между поведением Горбачева и его российского соперника. “Ельцин распустил перья, – вспоминал Бейкер, – а Горбачев поджал хвост”. Американец уверил Михаила Сергеевича, что Соединенные Штаты не бросят его на произвол судьбы: “Что бы ни случилось, мы останемся вашими друзьями. И нам очень грустно наблюдать… что с вами обращаются с пренебрежением. Скажу откровенно – мы против”. Бейкер ни словом не обмолвился о гарантиях “почетной отставки” Горбачева³⁹.

Впрочем, какую бы неприязнь ни вызывал у Михаила Сергеевича президент России, последний советский вождь не отбрасывал возможность сотрудничества с руководством бывших республик. В записке, подготовленной Черняевым для беседы с Бейкером, говорилось, что учреждение СНГ привело к появлению новой реальности. “Хотел бы, чтобы я и мои старые товарищи, – сказал Горбачев, имея в виду присутствовавших Александра Яковлева и Эдуарда Шеварднадзе, – помогли обеспечить будущее Содружества и преемственность в управлении”. Горбачев сообщил Бейкеру, что уже обсудил с Ельциным график передачи власти. И президент СССР, и его американский гость при всем их скептическом отношении к Беловежскому договору понимали, что от СНГ им никуда не деться. Однако если госсекретарь США мог рассчитывать на теплый прием и уважение, Горбачеву в новой реальности места не было.

Глава 17 Победа Евразии

Семнадцатого декабря – в день вылета Джеймса Бейкера из Москвы – Михаил Горбачев и Борис Ельцин встретились, чтобы обсудить передачу власти руководителям Содружества Независимых Государств. “Президенты согласились с тем, что процесс перехода союзных структур в новое качество должен завершиться к концу этого года, – на следующий день оповещала читателей проельцинская ‘Российская газета’. – В этот срок прекращается действие всех союзных структур, часть из них переходит под юрисдикцию России, остальная часть ликвидируется”. К середине декабря 1991 года всем стало очевидно, что обновленного Союза в каком бы то ни было виде ждать не стоит. Даже Горбачев понял, что его проект обречен. Место СССР заняло СНГ. Согласно данным опросов, образование этой структуры поддерживало 68 % граждан России. Тем не менее, неясной оставалась природа Содружества¹.