Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Это тоже неправда. Права у вас есть, раньше был «Москвич», теперь ждете очереди на «Жигули»… Ольгу Зиедкалне вы сбили намеренно, — продолжал он после паузы, — выжидали за станционным складом, пока она не приехала и не вышла на дорогу. Вы сами договорились с ней встретиться в санатории. На машине догнали и сбили ее. Затем спрятали машину в лесу, переоделись, расчесали волосы, сломав при этом гребешок и необдуманно выбросив вычески из машины. Потом пошли, чтобы убедиться, что Зиедкалне мертва — проверили пульс, приложили зеркальце. А когда стали собираться люди — скрылись в лесу. Выждав, окольным путем вернулись в Ригу, поставили машину на место и направились домой — вы живете в двух шагах. Поэтому мы и не смогли найти машину сразу. У Виртавы пытались вымыть машину в озере, но побоялись засесть и лишь обдали ее водой из ведра. Однако это был напрасный труд — следы остались. Вот фотография следов машины у озера, — следователь положил на стол несколько снимков. Эдит не посмотрела на них.

— К чему мне было ее убивать! — истерически закричала она, понимая, что игра проиграна, но все еще хватаясь за соломинку. — Я ее не знала!

— Причина была! — отчеканил Розниекс. — И не одна. Вот первая, — он выложил на стол несколько документов. — Неправда, что вы не знали Зиедкалне. Вы познакомились давно — в Елгавском родильном доме, где у вас родился сын, а у Зиедкалне — мертворожденная девочка. Вы оставили сына в больнице, а Зиедкалне взяла его и усыновила. Поэтому Ромуальд так похож на вас, а не на нее. Продолжать?

— Не надо, — Эдит обмякла, сразу став старше. — Пишите, я сама все расскажу. Чистосердечное признание является смягчающим вину обстоятельством, — горько усмехнулась она, на миг выпрямилась, сделавшись прежней Эдит, но тут же устало опустила плечи.

XXXVIII

Лицо Ольгерта Лубенса было серым.

— Что ты негодяйка, я знал, — процедил он сквозь зубы. — Не представлял только, что такая жуткая.

Эдит демонстративно отвернулась. Что-то прикинула про себя, потом резко повернулась к мужу. Красивое лицо исказила гримаса. Синие, черные, красные пятна косметики были размазаны по ее лицу, словно грим клоуна.

— Ты, подлец, ты! — крикнула она, вскочила и кинулась на мужа. — Ты во всем виноват! Ты заставил меня сделать это!

Двое милиционеров из конвойного взвода, сидевшие рядом, схватили ее за руки и снова усадили на стул.

— Свидетель Лубенс, расскажите все по порядку, — предложил Розниекс.

— Иуда! — прошипела Эдит. — Свою жену, мать своего ребенка…

— Это ты о каком ребенке? О том, которого ты, с твоим змеиным сердцем, бросила? — возмутился Лубенс. — Да что с тобой говорить! — Он повернулся к следователю. — Моя командировка затянулась, мы тогда строили ГЭС. Каждую свободную минуту я писал жене письма, с нетерпением ждал рождения сына. Но от нее получил только три письма. В последнем она сообщила, что произошло несчастье — сын родился мертвым. Я был потрясен, не спал ночей. Приехать не было возможности, я заказал разговор, но жена от него уклонилась. Послал телеграмму — ответа не получил. Написал другу, тот ответил очень дипломатично, но я понял, что должен постараться забыть Эдит. Однако год спустя, незадолго до возвращения, получил от нее сердечное письмо. Она писала, что любит только меня, что потребовалось время, чтобы убедиться в этом и вернуть равновесие. И я, дурак, поверил.

— Ха-ха-ха! Хоть раз верное слово из твоих уст! — истерически рассмеялась Мелнсила. — Идиотом ты был и остался. Это было после того, как Яновский, художник, меня оставил. Иначе стала бы я тебе писать!

Лубенс ковырял пол носком туфли.

— Да, тогда я еще не хотела ребенка, хотела пожить для себя, воспользоваться всеми радостями молодости, а этот ограниченный тип в своей убежденности ничего знать не хотел. Когда он дал согласие на бессмысленную, далекую поездку, мое терпение лопнуло. Он хотел, чтобы я в одиночку мучилась с пеленками, бутылочками… Да, я его обманула, и он только теперь, по стечению обстоятельств, узнал об этом. Да, тогда в больнице Зиедкалне родила мертвую девочку, и я отдала ей своего ребенка. Она как сумасшедшая хотела ребенка. Муж пьяница, за душой ни гроша, жить негде, есть нечего, а ей подавай ребенка. Смешно!

Розниекс не перебивал. Пусть выговорится до конца.

— Когда Лубенс вернулся, мы переехали в Ленинград и только года два назад вернулись в Ригу. Да, следователь, ваша правда. Я в последние годы действительно, как вы называете это на своем языке, спекулировала бриллиантами. Камни — моя страсть, моя слабость, мое хобби. — Глаза Мелнсилы загорелись. — Я могу любоваться ими часами, я люблю их больше всего на свете. Люди лживы, подлы, готовы перегрызть друг другу горло, а драгоценные камни приносят радость, удовольствие. Я терпеть не могу людей, ненавижу их! Да, я скупала бриллианты, любовалась ими, пока не надоедало, а тогда продавала и покупала новые, еще более прекрасные.

— А что делали с прибылью? — спросил Розниекс.