Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось

Оне очень любят общество своих. Часто устраивают общее гнездо и греются, прижавшись друг к другу; но если один из товарищей умрет, то все немедленно бросаются на него. Прежде всего вскрывают ему череп, выедают мозг, а потом пожирают и остальной труп, оставляя кости и шкурку. Нужно непременно отделять самцов, когда самки беременны, потому что они не дают им покоя и непременно сожрут детенышей. Мать всегда полна нежности к своим крысятам, она заботливо смотрит за ними, и те платят за ея нежность всевозможными ласками.

Живучесть этих созданий просто удивительна. Раз я хотел утопить стараго белаго пасюка, чтобы прекратить его страдания. Именно: у него около четырех месяцев была на шее дыра в коже величиной с горошину, и через эту дыру проглядывали мышцы. Я не предвидел возможности исцеления; напротив, рана постоянно увеличивалась. Окружности ея была сильно воспалена и на целый дюйм кругом обнажена от волос. Я с полдюжины раз опускал больную крысу в ледяную воду и держал по нескольку минут под водой, она все еще жила и старалась лапками удалить воду из глаз. Я посадил ее в клетку на подстилку из сена и соломы и внес в теплую комнату. Скоро моя крыса совсем оправилась; видно было, что холодная ванна ей нипочем. Аппетит ея скорее увеличился, чем уменьшился. После нескольких дней я из теплой комнаты перенес ее опять в холодную, но дал ей сена, из котораго она тотчас устроила себе удобное гнездо. К удивлению моему, я стал замечать, что рана с каждым днем уменьшается; воспаление тоже становилось менее сильным, и через четырнадцать дней моя больная совершенно выздоровела. Очевидно, холодная ванна оказала ей большую пользу, прекратив воспаление. Едва ли какой–нибудь другой грызун был бы в состоянии вынести такое повторное купание, не поплатившись жизнью. Счастливый исход в этом случае можно приписать только живучести и образу жизни пасюка, для котораго вода вторая стихия.»

Накануне выпив реладорма, чтобы заснуть, Ималда поднялась поздно.

Дед с портрета обвинял в слабости: почему не кричала, не царапалась, не пинала, не отбивалась — он, как человек прежних времен, многое не мог понять.

Вчерашнее событие следовало скорее вычеркнуть из памяти — так проще и удобнее, а со временем, может, пройдет и горечь: наперекор всему надо жить, тем более, что смерть всегда в надежном резерве. Но в Ималде все взбунтовалось: не столько из–за самого факта — ведь можно понять вспышку страсти, в конце концов можно понять и неумение директора владеть собой, — сколько из–за того, что Рауса обошелся с ней как с неодушевленным предметом. Ималда боялась повторения, хотя знала, что будет избегать всяких встреч. Свое бессилие противостоять Раусе, свою зависимость от него Ималда переживала почти как физическую боль.

Оставалось только исчезнуть — в какой–то степени и это месть.

Отрепетировав, — директор ей не повстречался — Ималда сразу отправилась на вокзал, села в электричку и поехала в Юрмалу.

Ресторан «Мадагаскар» расположен на самом берегу моря. По проторенным дорожкам вдоль ледяных торосов у берега прогуливались отдыхающие из окрестных санаториев — все в пальто, но большинство уже без головных уборов: после полудня было по–весеннему тепло. Снег и разломы льдин сверкали на солнце, на зеленоватой воде покачивались чайки и терпеливо ждали, когда им бросят кусочки хлеба — с громким криком они ловили их на лету.

Из администрации «Мадагаскара» Ималда никого не встретила, а в бухгалтерии ей сказали, чтобы поднялась на второй этаж.

Ималда постучала в дверь, изнутри ответили: «Войдите!» и она вошла в просторное помещение с декорациями. По обе стороны стола, заваленного бумагами, документами и блокнотами, сидели двое мужчин — один худой, словно удлиненный, другой — устрашающе бородатый — из–под густых черных волос сверкали белки глаз, ни носа, ни губ Ималда не заметила, во всяком случае не запомнила.

— Проходите, пожалуйста, присаживайтесь! — бородач указал на свой стул и, обратившись к длинному, сказал: — Зайду завтра.

В дверях он остановился и, видно, заканчивая разговор, заявил худому:

— Заруби себе на носу! Я пишу книги не для того, чтобы давать ответы, я пишу их, чтобы ставить вопросы!

Уходя он довольно резко закрыл дверь.

— Садитесь… Садитесь… — Длинный чуть привстал, приглашая. — Чем могу быть полезен?

— Меня зовут Ималда Мелнава. Работаю в «Ореанде».

— Теперь узнаю — видел вас на эстраде.

От его слов будто теплом повеяло.

— Обстоятельства сложились так, что из «Ореанды» я вынуждена уйти.

Длинный встал, присвистнул и, покусывая губы, стал ходить по комнате.

— Укротитель ни в коем случае не отпустит вас! — наконец сказал он. — Ни за что не отпустит, я его слишком хорошо знаю — был моим учителем… Не от–пус–тит! — Он широко зевнул, прикрыв рот ладонью. — Кого он поставит вместо вас? Вы же опора всей команды! Не будет вас, программа начнет хромать…

— Если уж я решусь — меня никто не удержит!