Войдя в уборную, она разрыдалась. Чуть позже Мина сполоснула лицо холодной водой и подождала несколько минут, пока не спадет краснота и не выровняется дыхание. Нет, это ей не по силам. Она не справится. Она не принадлежала этой жизни, этому сладкому сну. Смерть мужа и дочери служила тому доказательством. Ее место – в ночных кошмарах. Она будет работать и ходить в церковь, пока однажды не умрет и не попадет на небеса. Лишь на это оставалось надеяться, лишь к этому можно было стремиться в этой жизни.
Мина вернулась к столу. Пока ее не было, мистер Ким не притронулся к еде. Рагу остыло.
Домой они ехали молча. Еловый освежитель раскачивался, как маятник. Ночное небо превратилось в бездонную черноту, уличные фонари освещали стальные и стеклянные поверхности янтарным светом. Краем глаза Мина наблюдала за тонкими, жилистыми руками мистера Кима на руле, за ногой, давящей на газ. Она могла заговорить. Могла рассказать ему все. Вот только что? Что можно сообщить? Чем можно поделиться, чтобы не рассыпаться на мелкие кусочки – не показать, какая она на самом деле надломленная и непривлекательная? Мина и так уже поведала ему слишком много.
– Простите меня, – начала извиняться Мина, – просто…
– Не переживайте. Я понимаю.
– Я… Я совсем отвыкла… – Она совсем безнадежна, верно? Даже не способна нормально поесть в ресторане и хорошо провести время.
– Не берите в голову.
– Простите. – Ей хотелось поскорее выскочить из машины. – И спасибо за ужин.
Прежде чем Мина закрыла дверцу, мистер Ким сказал:
– Вы очень милая. И симпатичная.
Она не нашлась, что ответить.
– Я серьезно. Вы очень милая, – повторил он.
– Ох, спасибо. – Мина подавила желание заплакать. Потеряв мужа и дочь, она, казалось, снова стала такой же невидимой, как и в детстве, – одинокой, без семьи, пережитком войны, нежеланным ребенком.
– Поужинаем еще раз? В следующую субботу?
Она кивнула и попрощалась по-английски:
– Спокойной ночи.
Лежа на кровати, Мина думала о мистере Киме – о его теплой улыбке, печальных глазах, его гладких руках, – потом о муже, о том, как он каждый день целовал ее, уходя на работу, а она зарывалась лицом в одеяло.
Из глаз вновь потекли слезы. Она вцепилась в одеяло, как бьющая крыльями цапля пытается приземлиться на болото, отражающее пурпурный закат, пока от изнеможения не провалилась в мягкое чудо сна, как в теплую, спокойную воду.
Осень вступила в свои законные права. Ночи становились все длиннее и прохладнее, температура временами опускалась до десяти градусов – довольно холодно для региона, не приспособленного к морозам. В продуваемом сквозняками доме, казалось, было холоднее, чем ночью на улице. Закутавшись в свитера и одеяла, Мина слушала корейское радио или готовила у плиты. Некоторые деревья сбросили листву, только не пальмы, обрамляющие улицы, – потрепанные, они мерно раскачивались в светлом, наполненном смогом небе.
В супермаркете, когда никто не видел, мистер Ким улыбался и подмигивал Мине с почти комическим усилием. Она лишь смеялась в ответ, прикрывая рот рукой, хотя больше всего на свете ей хотелось поцеловать его, почувствовать его теплое живое дыхание. Хотелось, чтобы от эмоций покалывало лицо, а сердце колотилось в груди, хотелось сходить с ума – прыгать по лужам или срывать с палисадников цветы и вставлять в волосы.
После того неловкого первого свидания мистер Ким по-прежнему оставлял ей подарки – шоколадный батончик, пачку соленого арахиса, апельсин с самой совершенной коркой. Мелочи, от которых оставалось ощущение подобно прикосновению кроличьего меха к щеке. Мысль о том, что мистер Ким рядом и думает о ней, была непривычной, зато отвлекала от тяжести рабочих будней.
Когда за ней начинал ухаживать муж – Мина вспомнила его вытянутое чувственное лицо, спокойный взгляд и озорную улыбку, – он преподносил ей цветы и конфеты, как главный герой американского фильма. Его щедрость не пропала и после свадьбы, хотя и несколько истощилась. Годы брака и совместного воспитания ребенка превратили их жизнь в череду практических решений важных вопросов – как обеспечить дочери лучшую жизнь, чем пожертвовать ради ее будущего.
Из отношений ушла романтика, но не любовь. Каждое утро перед работой, когда Мина завтракала в одиночестве или собиралась в ванной, он подходил к ней перед уходом и целовал, как чайка, ныряющая в океан – иногда небрежно, оставляя влажный след, как деревенское животное. Ее муж любил порядок, последовательность, ритуалы.