Последняя из амазонок

Первого из них она свалила броском секиры, угодившей противнику в живот. Пробив его панцирь и разрубив пояс, Антиопа выпустила наружу кишки. Варвар, ещё живой, с яростным рёвом пошатнулся, но прежде, чем он успел упасть на землю, Антиопа соскочила с седла, выдернула «пелекус» из его рассечённого живота и одним взмахом снесла ему голову. В следующее мгновение она уже снова вскочила на коня и устремилась вперёд.

Второй брат, Герионт, сделал выпад рогатиной и поразил Хлебокрада в круп, вырвав из его тела кусок живой плоти.

Взбешённый конь развернулся и вышиб мозги врага копытами.

Следующим от руки Антиопы пал Мамон, сын вождя фракийских траллов — Садука. Этот безбородый юнец упросил отца взять его в поход, и теперь старый вождь пожалел о своей уступчивости: топор Антиопы оставил его без сына.

Она отправила в обитель мёртвых Элпенора и Гиганта, владетелей Колхиды, а когда на неё устремились Иксис, царь Макрона, и Отое, военный вождь скифов Медной реки, их постигла та же участь.

Следом за нею двигались четыре афинских отряда, полтысячи бойцов под водительством Стиха Быка, героя Пирифоя, сражавшегося с лубком на ноге, Телефа из Марафона и Феакса Элевсинского. Я наблюдал только начало того, о чём повествую, ибо в тот миг, когда Гарпал напоролся на копьё Антиопы, поле превратилось в настоящий ад.

Падение Гарпала явилось сигналом к началу сражения. Издав громкий клич, наши боевые порядки заколыхались, пришли в движение и вместе обрушились на противника. Мой отряд ударил на юг, к холму Муз, тогда как сама Антиопа двигалась на север, к холму Ареса и рыночной площади, где ей противостояли скифы, фракийцы и кавказцы. Амазонки на том направлении отсутствовали. Было ли это результатом сознательного решения Антиопы, надеявшейся добиться победы, не обагрив рук кровью соплеменниц, судить не берусь.

У башни, куда меня увлекло вместе с бойцами отрядов Менесфея и Петея, нам пришлось столкнуться с амазонками Фемискиры, Ликастеи и Титании. Враг был верхом, мы — пешие. Вдали, на левом фланге, я приметил Элевтеру, которой противостояли воины Ликоса, а также прославленных воительниц — Ипполиту, Скайлею, Стратонику, Алкиппу и Главку Сероглазую. Неужели они тоже избегали столкновения с бывшей царицей? Может быть, как и она, эти амазонки надеялись, что дело разрешится как-нибудь иначе и им не придётся выступить против Антиопы с оружием в руках? Однако отстраниться от того факта, что их бывшая сестра участвует в сражении, было невозможно. Всякий раз, когда её оружие сражало очередного варварского вождя или героя, крики ужаса и торжества проносились из конца в конец над всем заполненным народом полем (размер которого в самом широком месте составлял около двух тысяч локтей) и каждый из сражавшихся узнавал об очередной победе, одержанной грозной воительницей.

Антиопа одерживала победу за победой. Даже отделённые от неё двумя холмами, мы слышали радостные возгласы развивавших наступление афинян и горестные вопли сдававших позиции кавказцев и скифов.

Все, кому доводилось участвовать в многолюдном сражении, знают, с какой быстротой распространяются по полю боя известия. Стенания, вопли или ликующий рёв пехотинец воспринимает вместо приказов и повинуется этим сигналам, как волчья стая вою и рычанию вожака. Приливы и спады боевого духа отрядов можно объяснить не распоряжениями командиров (ибо кто может расслышать среди грохота битвы даже собственное имя?), но одной лишь этой причиной.

Наши бойцы оставили холм Муз, биться за который не имело смысла, и в едином порыве хлынули к холму Ареса и рыночной площади.

«Антиопа! Победа!» Мы чуяли её, как волки, и чуть ли не с волчьим воем мчались на её зов.

Перед нами зевом раскрывалась просторная улица. Теперь мы бились под Рыночным холмом, и не с амазонками, а с мужчинами из кочевых племён. Утро едва успело начаться, однако казалось, будто схватка длится уже целый день.

У южного входа на рынок находится скопление гробниц, возле которых мой отряд — бойцы Менесфея и две группы под водительством Петея — намертво сцепились с беспорядочной толпой тавров и рифейцев. Враг к тому времени уже усвоил, что, имея дело с фалангой, следует упорно удерживать захваченную позицию. И сейчас варвары отбивались со звериным ожесточением. Неприятель закрепился среди склепов, и выбить его оттуда не удавалось даже самыми яростными атаками. Можете вообразить себе, что это была за битва, в которой обе стороны обстреливали одна другую, используя в качестве прикрытия перевёрнутые могильные плиты! В ожесточении схватки и афиняне и варвары укрывались в самих гробницах, топча подошвами корзины с костями усопших, и нередко присоединялись к ним. Бои шли не за каждый дом, а за каждую гробницу.

В разгар этого сражения упавшая перемычка, не то дверная, не то оконная, раздробила мне стопу. Меня ослепила острая боль. Товарищ, имени которого я так и не узнал, оттащил меня за гробницу, сорвал с себя тунику и перевязал моё копыто. Это при том, что у него самого икра была пробита железным наконечником скифской стрелы.