— Пред всеми вами, вожди и воины различных народов, свидетельствую и утверждаю, что мы, афиняне, не совершали никаких злодеяний и не виновны в убийстве. Напротив, это на нас без всякой вины с нашей стороны напали злобные, бессердечные люди. Те самые, которые, невзирая на наше плачевное положение, отказали нам в праве набрать воды или даже высадиться на берег, хотя мы лишь проплывали вдоль их побережья, не имея дурных намерений. Мы были готовы заплатить за всё, что нам могли бы предоставить. Кроме того, мы понятия не имели о том, что сражаемся с союзниками тал Кирте, ибо и самих наших нынешних благодетельниц в ту пору ещё не повстречали. Итак, неизвестные нам люди напали на нас без всякого повода, и нам осталось только одно: защищать свои жизни.
Боргес, однако, отметал все эти доводы с пренебрежением, снова и снова повторяя, что значение для него имеет исключительно кровь его родича.
— Хорошо, — сказал наконец Тесей, — коль скоро вождю Боргесу мало крови, пролитой по его вине, я готов сразиться хоть с ним самим, хоть с любым бойцом, которого он захочет выставить вместо себя. Пусть этот поединок произойдёт здесь, немедленно, и да поглотит Аид того, кто потерпит поражение.
Эти слова были встречены громовым рёвом.
Боргеса знали под прозвищем Железный Наездник, ибо своих воинов он водил в бой на обитой железом колеснице, правил которой его брат, несравненный лучник Арзакес. До сих пор ни одному противнику не удавалось сбить Боргеса с этой колесницы. Свирепые и грозные воины Железных гор готовы были начать беспощадную резню по первому сигналу боевого рога.
Что касается афинян, то они, повторю, все как один были знатными юношами, героями, а их командир и царь вёл свой род от самого Посейдона. Если Боргесом двигала жажда мщения, то Тесей желал не только избавить своих людей от расправы, но и продемонстрировать свою доблесть и правоту племенам амазонок, которым был благодарен за убежище.
Конец этому спору положила Антиопа. Взяв слово в качестве военной царицы тал Кирте, она заявила, что ни при каких обстоятельствах не может допустить пролития крови гостей, получивших у свободного народа пристанище и неприкосновенность.
— Законы тал Кирте просты, понятны и нерушимы, — объявила она. — Тех, кто доверился свободному народу и обрёл кров в наших владениях, мы готовы защищать до последней капли крови. А потому, Боргес, — обратилась Антиопа к скифу, — если ты хочешь драться, тебе придётся сразиться со мной.
По обычаю женщину, выступавшую в поединке в качестве защитницы чести тал Кирте, следовало вооружать не подругам по её собственной триконе, а деве из смежной триады с помощью бабушки воительницы. Судьба распорядилась так, что этот жребий пал на меня как на младшую подругу Элевтеры, которая, в свою очередь, входила в трикону Антиопы. Моей обязанностью было привести в порядок доспехи военной царицы, помочь ей облачиться в них, а также подготовить для неё стрелы: заточить наконечники, промыть желобки для стока крови в ритуальной струе, окрасить их охрой и подравнять оперение на древках. Антиопа брала с собой в бой только четыре стрелы, по одной на жизненно важную точку вражеского тела, которую она намеревалась поразить. Кроме лука и стрел её вооружение составляли три вложенных в бронзовый колчан дротика и «пелекус», двусторонняя секира.
При подготовке воительницы к поединку помимо тех, кто служил ей оруженосцами, дозволялось присутствовать лишь жрице Артемиды Эфесской, обязанностью которой было следить за правильностью исполнения ритуальных гимнов и в случае надобности подсказывать слова.
После забот о боевом снаряжении мне предстояло искупать Антиопу в Ивовом доме — купальне, устроенной над одним из горячих источников дельты Борисфена, и преподнести ей принадлежавшее мне бронзовое зеркало, по отражению в котором наша царица, если ей суждено будет погибнуть, сможет узнать себя в потустороннем мире и которое при погребении прикрепят к её правому запястью. При таком исходе поединка мне надлежало унести тело с ристалища и передать её подругам по высшей триаде, а тем, в свою очередь, предстояло отдать покойную для погребения матери её матери, мирной царице Ипполите.
Для меня роль оруженосца при военной царице была величайшей честью, и я скорее перерезала бы себе глотку, чем допустила хотя бы малейшую ошибку в проведении церемонии.