Последняя из единорогов

Принц Лир умолк, дорога продолжала виться в смрадном мраке. По временам им было трудно сказать, поднимаются они или спускаются, иногда же проход изгибался снова, и близость кривых камней к плечам вдруг становилась холодным скосом стены перед лицами. И ни малейшего звука от Красного Быка, ни проблеска злого света, однако, если Шмендрик касался своих потных щек, пальцы его пахли Быком.

Принц Лир сказал:

– Временами, когда он стоял на башне, что-то проступало в его лице. Не свет, если быть совсем точным, но ясность. Я помню. Когда я был маленьким, лицо его не становилось таким, если он смотрел на меня, да и на что-либо еще. А кроме того, мне снился сон. – Теперь принц шел очень медленно и шаркал ногами. – Да, сон, раз за разом один и тот же, как я стою среди ночи у моего окна и вижу Быка, Красного Быка…

Он не закончил.

– Видишь, как Бык гонит в море единорогов, – сказал Шмендрик. – Это не было сном. Теперь все они по милости Хаггарда приплывают с приливом и уплывают с отливом ради его услады. Все, кроме одного. – Чародей набрал воздуха в грудь. – И этот один – леди Амальтея.

– Да, – ответил принц Лир. – Да, я знаю.

Шмендрик вытаращил глаза.

– Что значит «знаю»? – гневно спросил он. – Откуда тебе знать, что леди Амальтея – единорог? Она сказать этого не могла, потому как и сама того не помнит. С тех пор как ты поразил ее воображение, она лишь об одном и думала: как бы ей стать смертной женщиной.

Шмендрик прекрасно знал, что все обстоит как раз наоборот, но в тот миг ему было без разницы.

– Так откуда ж ты знаешь? – снова спросил он.

Принц Лир остановился, повернулся к нему. Было слишком темно, чтобы Шмендрик смог разглядеть что-либо, кроме спокойного млечного света там, где находились широко раскрытые глаза принца.

– Кто она, я до этой минуты не знал, – сказал тот. – Но, едва увидев ее, понял: в ней есть что-то гораздо большее того, что я могу разглядеть. Единорог, русалка, ведьма, колдунья, Горгона – назови ее, как хочешь, и ты не удивишь меня и не испугаешь. Я люблю ту, кого люблю.

– Весьма похвальное чувство, – ответил Шмендрик. – Но когда я превращу ее в ту, кто она есть, чтобы она могла сразиться с Красным Быком и освободить свой народ…

– Я люблю ту, кого люблю, – твердо повторил принц Лир. – Это материя слишком высокая, и тут ты бессилен.

Прежде чем чародей успел ответить, между ними встала леди Амальтея, хотя ни один, ни другой не слышали, как она вернулась к ним по проходу. Она поблескивала во мраке и трепетала, как струйка воды.

– Дальше я не пойду, – сказала она.

Она обращалась к принцу, но ответил ей Шмендрик:

– Выбора нет. Мы можем идти только вперед.

Молли Грю подступила поближе: один встревоженный глаз и бледный кусочек скулы. Чародей повторил:

– Мы можем идти только вперед.

Леди Амальтея на него и не посмотрела.

– Я не должна измениться, – сказала она принцу Лиру. – Не позволяй ему обращать магию против меня. Бык равнодушен к людям, мы сможем миновать его и уйти. Быку нужен единорог. Прикажи ему не превращать меня в единорога.

Принц Лир перевивал пальцы, пока те не захрустели. Шмендрик сказал:

– Это правда. Мы вполне можем ускользнуть таким манером от Красного Быка, как ускользнули в прошлый раз. Но, если мы ускользнем, другого случая не будет. Все единороги мира навек останутся его пленниками – кроме одной, а она умрет. Состарится и умрет.

– Все умирают, – сказала леди Амальтея, обращаясь по-прежнему к принцу Лиру. – Я хочу умереть вместе с тобой. Не давай ему налагать на меня новые чары, не позволяй возвращать мне бессмертие. Я не единорог, не волшебное существо. Я женщина, и я люблю тебя.

Принц ответил ей с нежностью:

– Я мало что понимаю в чарах, я умею лишь разрушать их. Но знаю, что против двух людей, которые держатся друг за друга, бессильны даже величайшие маги, – а перед нами лишь бедный Шмендрик. Не бойся. Не бойся ничего. Кем бы ты ни была, теперь ты моя. Я смогу удержать тебя.

Она повернулась наконец, чтобы посмотреть на чародея, и тот даже во мраке почувствовал ужас в ее глазах.

– Нет, – сказала она. – Нет, наших сил не хватит. Он изменит меня, и что бы после этого ни произошло, мы с тобой потеряем друг друга. Обратившись в единорога, я перестану любить тебя, а ты будешь любить меня лишь потому, что ничего не сможешь с этим поделать. Я стану прекраснее всех на свете и буду жить вечно.

Шмендрик заговорил, и она покачнулась от звука его слов, точно пламя свечи:

– Я не допущу этого. Не допущу.

Леди Амальтея переводила взгляд с чародея на принца, удерживая свой голос, точно края раны. Она сказала:

– Если во мне останется после превращения хоть капля любви, ты узнаешь об этом, ибо я позволю Красному Быку загнать меня в море, к другим. Так я, по крайней мере, останусь рядом с тобой.