Последний единорог

Последний единорог

Peter S.Beagle

The Last Unicorn

© by Peter S.Beagle, 1968

© М.Немцов, перевод, 1989

Максим Немцов. Последний единорог: несколько слов об этой книге

Питер Бигл, наверное, ничем не выделяется из всех тех людей, которых поклонники любят называть «создателями миров» — ну, вы наверняка знаете: «миры Азимова», «миры Балларда», «миры Силверберга»… Критики сравнивали Бигла с Льюисом Кэрроллом и Дж.Р.Р.Толкином. Но в этой книге читатель не найдет ни изощренного юмора первого, ни мистико–диалектического эпоса второго.

Пусть это не послужит ему разочарованием. «Последний Единорог» — книга полутонов. Здесь нет ни захватывающих приключений, ни потрясающей правды жизни. Зато в ней есть нечто если не большее, то весьма отличное по качеству. Фантазия.

Все тонкие и хрупкие постройки одноименного жанра, жанра «фэнтэзи», держатся, в сущности, на одном — на фантазии того человека, который их создает. Их, фактически, больше ничего не связывает с тем миром, в котором они рождаются: ни обязательства реализма, ни «социальный заказ», ни страх перед читателем или ужас перед критикой. Всё целиком зависит от доброй воли автора и от его желания и умения довести до конца предпринятый труд. Он — единственный хозяин той маленькой вселенной, которую создает на глазах у читателя, он — и ее верховный властитель, и ее абсолютное божество. Он в своей книге — сам Господь Бог, и принимать нам или не принимать создаваемые им законы существования персонажей и навязываемые им (и нам) правила игры, зависит только от нас самих. В конце концов, книжку можно захлопнуть и на середине.

Но случается, что какое–то странное доверие к автору останавливает и удерживает нас до самого конца. Доверие, основанное на непонятной робости перед ним, — такое безоглядное чувство от превосходства и обаяния его фантазии. «Ибо, — как писала Урсула Ле Гуин в эссе «Почему американцы боятся драконов?», — фантазия правдивы, разумеется. Она не отражает фактов, но она правдива. Дети это знают. Взрослые тоже это знают, и именно поэтому многие боятся фантазии. Они осознают, что ее истина бросает вызов, угрожает даже, всему фальшивому, липовому, необязательному и тривиальному в жизни, что заставило их самих поддаться и позволить ему существовать. Они боятся драконов, поскольку боятся свободы. …Поэтому я твердо верю, что мы должны доверяться нашим детям. Нормальные дети никогда не смешивают реальность с фантазией — по крайней мере, гораздо реже, чем мы, взрослые… Дети отлично знают, что единороги — не настоящие, но знают они и то, что книжки про единорогов — хорошие книжки, истинные книжки…»

После Толкина традиционная литературная сказка уже не могла оставаться прежней. Границы жанра неимоверно расширились, он начал вбирать в себя как черты «иной», «жизнеподобной» литературы, так и приметы современности, не ограничиваясь больше традиционными сюжетами и клише, пусть используемыми сколь угодно изобретательно. Так, в частности, появился самый распространенный гибрид литературной сказки и научной фантастики (что, собственно, в основном, и известно нашему читателю под названием «фэнтэзи»). Но ведь были еще и фэнтэзи–приключения (Роберт Силверберг), фэнтэзи–хроники (Фрэнк Герберт), фэнтэзи–исторические романы (Кэтрин Кристиан и Мэри Стюарт) — и даже фэнтэзи–реализм (Урсула Ле Гуин) — да и многое другое…

Никому из всех уважаемых авторов не удалось, правда, подняться до творческих высот Джона Роналда Руэла Толкина. Его тщательно разработанная модель развития языка и культуры, модель функционирования всего духовного универсума, воссозданная вдумчивым филологом и тонким стилистом, навсегда, видимо, останется единственным и непревзойденным литературным памятником подобного рода. Питер Бигл очевидно не преследовал выполнения такой задачи. Говоря сухо, в «Последнем Единороге» он попытался вплавить в литературную сказку черты психологического ромна «большой литературы». И читатели всего мира вот уже больше тридцати лет, видимо, считают эту попытку удачной…