Последняя из рода Блау

Лошади били копытом, волнуясь под седоками в предвкушении вольной прогулки с ветерком, и я невольно заразилась общим настроением – спешить, нужно непременно спешить.

Если свернуть из главных ворот поместья направо, дорога пролегает через большой луг, который одуряюще пахнет в месяцы весеннего цветения, потом свернуть еще, и по утоптанной лесной тропке, рысью, до деревни можно домчаться за двадцать мгновений.

Там обогнуть озеро, мостки для рыбалки, откуда ребятня с визгом сигает летом в прохладную воду, подняться на взгорье, и до дома старосты рукой подать.

Я крутила головой с любопытством, разглядывая все как в первый раз. Забота о вассалах и жителях клановых земель никогда не лежала на моих плечах, я никогда не задумывалась, все ли крыши перекрыли этим летом, хватит ли крупы и запасов на зиму, откуда берутся новые рабочие руки и чем живет и дышит этот маленький деревенский мир.

Сначала мне было не до того – меня интересовали балы, тряпки и псаков Квинт, потом академия, Прорыв… А там совсем стало не до этого. Я была отвратительной хозяйкой, можно сказать, что я вообще ею не была.

Стыд душил, перехватывая горло. Конь гарцевал подо мной, а вся кавалькада столпилась сзади, потому что я остановилась. Я остановилась, потому что не знала, где в моей деревне живут Браи, мои подданные.

Где их дом? Сколько у них детей, как их зовут? Я не знала о них ничего. Даже эту ребятню, которая восторженно таращилась на дорогую сбрую, лоснящиеся бока коней и мечи, пристегнутые у охраны к поясам, – никого из них я не знала по именам.

Я вообще ничего не знаю о своей земле.

– Эй, малыш! – Я свесилась с коня и потрепала самого смелого по вихрастой макушке. – Скажи мне, где дом Браев?

Мальчик молчал, засунув палец в рот и вытаращив глаза. А потом припустил вверх по улице, знаками показывая, куда ехать.

Браи жили зажиточно. По крайней мере, у них два хлева со скотиной, добротное крыльцо, большой дом из рубленого дерева, резные наличники на окнах. Все здесь говорило о рачительном хозяине.

В подворье нас встретила девушка в завязанном мужним узлом платке и наказала крутившимся под ногами любопытным мальчишкам отвести коней в стойло и задать им корму. Жена? Сестра?

В дом я входила с опаской. Общая атмосфера внутри резко контрастировала с деревенским умиротворением. Как будто, перешагивая порог, я вступала в какой-то иной мир, так отчетливо чувствовалась граница.

Так и есть… Я наклонилась и покатала пальцами мелкую крошку – соль и толченый красный кирпич были засыпаны в щель порога. Марта? Уверена, что и окна она закрыла таким же образом. Зачем? Чего боится? От кого бережет снаружи или внутри?

В доме было сумрачно. Несмотря на яркое солнце за окном, в углах копились тени, и казалось, они что-то говорят мне.

На второй этаж по широкой простой лестнице я взлетела сама, без всяких подсказок. Казалось, тьма наползала сверху вниз, немного покачиваясь на перилах.

Первая дверь – не то, вторая – не то. Третья!.. Источник был там, за дверью. Я поправила кольца артефактов на пальцах, сделала глубокий вдох и вошла.

В комнате было темно. Чадили свечи. Они занавесили окна толстой тканью, которая не пропускала дневного света. Справа, на слишком большой для его роста кровати, лежал вихрастый пацан – синюшные губы и впалые щеки, зим девяти, укрытый одеялом.

Слева, в самом углу в кресле-качалке сидела Марта. Свет свечей не доходил до угла, лицо было в тени, только изредка в темноте вспыхивал маленький красный огонек… Она тут дымит трубкой?

– Мисси, наконец вы… – Марта говорила басовито, низким прокуренным голосом, едва заметно, по-южному, растягивая гласные.

Она поднялась с необычайным изяществом для такой большой и грузной фигуры и, слегка покачивая бедрами, как будто танцуя под только ей слышную мелодию, вильнула ко мне и плавно опустилась на колени.

Цветастые юбки рассыпались по полу веером, многочисленные браслеты зазвенели и притихли.

В моей памяти Марта оставила неоднозначное впечатление. Такая же смуглая и статная, как все аларийцы, Марта была из кочевых – из тех, кто ездил в кибитках по Империи, скитаясь от предела к пределу, пока снег не укроет землю. Кочевые не всегда уходили на юг, иногда они, наоборот, приезжали зимовать к нам, на север, останавливались табором и жили до весны. Логики в этом не было никакой. Кочевых аларийцев любили за незлобивый характер, песни и танцы и хорошо налаженные торговые связи. В таборе можно было выменять все.

Марта одной зимой приехала с табором, да так и осталась, осела у нас, выполняя функции незаменимой деревенской знахарки. Почему? Зачем? Никто не знал. Просто однажды пришла, поставила свой узел на порог старосты и заявила, что она теперь живет здесь, будет знахарить и ей нужен дом.