Они неловко поднялись со своих мест, и Мария переборола порыв подойти к матери, обнять ее — стало совершенно ясно, что матушка вдруг полностью взяла себя в руки. По широкой лестнице они поднялись в комнату, которая издавна принадлежала Марии. Двери во все три комнаты, когда-то в детстве служившие им спальнями, стояли распахнутые настежь, и Марию вдруг посетила странная мысль: то ли здесь хозяйничали призраки, то ли они еще когда-нибудь появятся. Слуги были наготове, одежда гостей была разложена на кровати, а на массивном столе их ожидали тазы со свежей водой и чистые холщовые полотенца. Стафф облокотился о подоконник и долго смотрел из окна на голый парк, а Мария тем временем поспешно распаковала кошель с драгоценностями Анны и развернула официальный документ, дающий ей право распоряжаться своими детьми.
— Она не задала тебе еще один вопрос, Стафф.
— Да, потому что ответ на него она сама знает.
— Но он же не осмелится отрубить голову королеве Англии!
— Для того-то он и постарается доказать, что ее нельзя считать законной королевой. Станет упирать на колдовство, или на то, что некогда сожительствовал с тобой, или же на любые другие доводы морали, лишь бы избавиться от Богом данной супруги, законной и коронованной королевы.
Мария медленно подошла к нему, прижимая к груди жесткий свиток пергамента.
— Он ни за что не прикажет мне явиться в суд и свидетельствовать, что мы были любовниками, дабы он мог утверждать, что нынешний брак является кровосмесительным.
— Я думал об этом. Полагаю, ты права. Он не может пойти на это, раз обвинил в подобном гнусном преступлении твоего брата. Ах, Мария, я просто не знаю. Мне тошно думать обо всем этом, и душа болит! — Он потянул Марию к себе, и пергамент, который она держала, зашуршал о его плечо. — Я совсем измучился, пытаясь заблаговременно разгадать все его возможные маневры и тем защитить тебя, чтобы мы жили в Уивенго и никто нас не трогал.
Его признание в собственной слабости и страхе повергло Марию в ужас: она и думать никогда не думала, что этот открытый, уверенный в себе, иной раз даже циничный мужчина, которого она любит, способен испытывать усталость и страх.
— Но ведь я с тобой. Ты всегда можешь опереться на меня, любовь моя, — проговорила она тихо. — Какая бы участь ни ждала Болейнов, они отчасти сами в ней повинны, а к нашим с тобой стремлениям это не имеет никакого отношения. — Мария обвила руками его пояс и крепко прижалась к нему.
— Кажется, это я от тебя уже слышал, милая Мария. Теперь моя сила в тебе, в тебе и Эндрю. Поэтому мы поможем твоей матери и как-нибудь пройдем через все, что будет.
— Наша сила в том, что мы вместе, — пробормотала она, прижимаясь к его груди, и они долго простояли так у окна.
Потянулись недели, в течение которых Анна и Джордж томились в Тауэре, потом несколько дней заседал суд. Все это время гонцы лорда Болейна носились в Гевер и обратно. Обитатели Гевера пришли в отчаяние, когда трое дворян скромного происхождения, высоко вознесенные в свое время королем, а также скромный лютнист Анны были признаны виновными и приговорены к смерти. Но они воспрянули духом при известиях о том, как разумно Анна отстаивала перед судьями невиновность Джорджа и свою собственную. Джейн Рочфорд и их кузен сэр Фрэнсис Брайан благополучно уцелели в поднявшейся буре — лишь потому, что полностью отреклись от каких бы то ни было связей с семейством Болейн, хотя именно благодаря Болейнам они попали ко двору и добились там первых успехов. Дядюшка Норфолк окончательно предал своих кровных родственников — он на этом суде председательствовал и, как передавали, глаза его не просыхали от слез. Стафф каждые две недели ездил в Уивенго, и после возвращения из одной такой поездки Мария попросила его сжечь все письма, которые им писал за последние два года Кромвель: ведь именно Кромвель был и действующим лицом, и творцом тех жестокостей и унизительных обвинений, с которыми был связан судебный процесс над Анной.
Даже после того, как суд вынес Анне обвинительный приговор, в Гевере все еще не теряли надежды, ибо король созвал особый суд, которому надлежало объявить, что Анна Болейн никогда не состояла с Генрихом Тюдором в законном браке: у нее была добрачная связь с Гарри Перси, которого она когда-то любила. Но даже постановление этого суда о том, что король никогда не состоял в законном браке с королевой-ведьмой, не могло спасти Анну. Согласно приговору она подлежала обезглавливанию в Тауэре — за государственную измену, кровосмесительство и прелюбодеяния. Ее брату Джорджу, а также Норрису и Вестону предстояло умереть днем раньше.