– И что? – завопила Линда в ответ; она очень любила повышать голос, эта наша Линда. – Он вообще меня
Теперь Беренис практически задыхалась от гнева.
– Ого! Ого! Вот это оригинально. И ты поверила этому козлу? Ты хотя бы подумала обо мне, о наших двоих детях? – Беренис схватила вазу и швырнула в Линду, которая как раз вовремя успела пригнуться, и ваза разбилась о стену за ее спиной. – Ты проститутка! Проклятая проститутка!
– Прекрати эту аллитерацию, сучка! – заорала Линда, сняла туфлю и метнула в Беренис, попав ей прямо в грудь. (Линда клялась мне, что именно так все и было, но так как это Линда, можно считать, что в истории есть небольшое художественное преувеличение.)
И тут Беренис побежала на Линдину кухню и схватила керамический нож. Размахивая им, она угрожала, что зарежется прямо тут, на ее безупречно чистой кухне, если та не оставит ее мужа в покое.
На Линду это не подействовало. Она сказала Беренис, чтобы та исполняла свою угрозу, не поверив, что та действительно это сделает, – в конце концов, телохранитель, который явно с Беренис проводил почти все время и наверняка знал ее лучше мужа, просто моргал и скучал в течение всей разборки. И тут Беренис провела ножом по левому запястью прежде, чем телохранитель успел ее схватить, а Линда потом перевязывала кровоточащие порезы шарфом. Они скорее повезли ее в больницу, которая, на счастье Беренис, была в десяти минутах езды. Телохранитель посоветовал Линде не ждать в больнице, чтобы не портить репутацию Массимо. И теперь Линда могла только полагаться на тот факт, что на сингапурском телевидении не было новостей о смерти Беренис. Оттуда она сразу поехала в мою квартиру и с тех пор отсюда не вы– ходила.
Истощенная рассказанной историей, Линда снова сгорбилась на диване.
– А что насчет Массимо? Что он об этом думает?
– Не знаю, – тоненьким голоском ответила она. – От него ни слова с тех пор, как мы вернулись с Капри. – И она снова расплакалась.
Я была в ярости. Ни слова – ни слова! После всего, через что Линде пришлось пройти? Этот мужчина – подлец поганый. Как вам такая аллитерация?
– У меня все стоит перед глазами, как она резанула запястье, – прорыдала Линда.
– Ты никак не могла знать, что это не просто пустая угроза, – утешала я.
– Если она и правда умрет, то я буду в этом виновата, я-я… – слова Линды утонули в новых всхлипах. Я обняла ее и удержалась от комментариев.
– Я ухожу на работу, – сказала я, стоя над лежащей ничком Линдой.
Она посмотрела на меня снизу вверх – ее локоны, обычно аккуратно уложенные, были разлохмачены, а на щеках краснели пятна и виднелись вмятины от подушки.
– А тебе обязательно нужно идти? – заскулила она.
Я поколебалась, но стряхнула с себя сомнения. У меня все еще есть работа, а она – взрослый человек. И до этого происшествия она мне неделями не писала и не зво– нила.
– У меня очень важная встреча, которую нельзя отменить, но я попробую отпроситься после обеда, так что увидимся позже, ладно? Я тебе позвоню, и мы сходим на ранний ужин.
– Хорошо, – кротко ответила она.
Я вышла из дома в облаке праведного гнева. Даже если Массимо не виноват в том, что Беренис пыталась покончить с собой у Линды дома, я злилась, что он не попытался с ней связаться и проверить, как она себя чувствует. Я была настолько поглощена мыслями об этом, что забыла о Суреше, пока не увидела его со спины, сидящим за столом с большими наушниками «Маршал» на голове и периодически принимающимся что-то энергично печатать. Хоть сегодняшняя оксфордская рубашка, которую он надел из-за неформальной пятницы, сидела на нем плохо и на редкость не шла к лицу, я все еще видела мускулы его плеч и спины. Они были большими, накачанными. Идеально подходящими для того, чтобы нести женщин в постель, ну или же трупы в багажники машин.
Я прокашлялась и мысленно встряхнулась.