Последняя клятва

Люк слышал ее разговор с Даной. Может, он слышал и другие?

– Можно я спрошу тебя кое-что о маминой подруге, Стефани? – спросила Бри.

– Конечно.

– Она ведь жила у вас недавно?

– Угу… После того, как Джастин от нас съехал. Мама и Стефани часами просиживали за разговорами на кухне.

– А о чем они разговаривали?

– О замужестве Стеф. Она часто плакала.

– А мама и Стеф когда-нибудь ссорились?

– Было дело… Они поругались, когда Стеф решила снова сойтись с Заком. Мама была против. Она всегда его недолюбливала.

– А что сказала Стеф? – спросила Бри.

– Она сказала, что мама возненавидела всех мужчин после расставания с Джастином.

Эрин сильно разозлилась на Джастина, когда его арестовали во второй раз.

– Но потом они помирились, – продолжил Люк. – Мама извинилась перед Стеф, и они остались подругами, – мальчик вздернул голову. – Но, по-моему, прежней близости между ними уже не было. Они больше не болтали подолгу и не обменивались смс-ками так часто, как раньше. Когда Стеф у нас жила, они с мамой каждую пятницу куда-нибудь ходили. Ничего такого. Просто в кино или в ресторанчик поужинать.

– Пятничные девичники?

– Ну-да, – кивнул Люк. – Только после той ссоры они прекратились.

– Мама и Стеф помирились, однако их отношения стали более прохладными.

– Точно. Как будто они все время испытывали какую-то неловкость.

И все же Стефани называла Эрин лучшей подругой… Уж не лгала ли она и в этом? Может, между ними еще что-то произошло?

– А ты случайно не знаешь причину разрыва Зака и Стеф? – спросила Люка Бри.

– Зак однажды заявился сюда. Они разговаривали на крыльце. А все окна были открыты. И я невольно слышал весь их разговор. Зак сказал, что Стеф ему изменила, – Люк передернул плечами. – Стефани все отрицала, но Зак был уверен в измене, по крайней мере, поначалу.

– А потом?

– Стеф убедила Зака в том, что он ошибался. Сказала, что любит только его, – щеки Люка залил румянец смущения.

В этот миг к ним подъехала на пони Кайла.

– Ну, что? Наездилась?

– Да! – Кайла спешилась и повела Тыковку в конюшню.

Следующие полчаса Люк обновлял познания Бри в области ухода за лошадьми и конской амуниции.

– Я должна попрактиковаться, – призналась Бри.

Люк указал жестом на конюшню:

– Вы можете покататься на мамином коне, Ковбое. Он просто создан для прогулок верхом! Ведет себя спокойно, никогда не лягается, не заносится. И ему тоже не мешает размяться.

– Ладно!

Эта идея взбодрила Бри. В числе ее немногих добрых воспоминаний из детства был чудесный старый пони. Его пришлось продать после смерти родителей. Бри до сих пор горевала о нем.

Да! Что бы ни случилось, она должна найти способ сохранить конюшню Эрин! И она это сделает, даже если ей придется кинуться в ножки Адаму ради денег!

Они вывели на выгон остальных коней. Бунтарь взбрыкнул и умчался прочь, вздымая копытами комья грязи. Ковбой остался на выгоне, предпочтя скачке травку.

– Бунтарь просто пышет энергией, – заметила Бри, наблюдая, как квотер-хорс Люка гарцевал у изгороди.

– Да, – кивнул мальчик. – Я проедусь на нем, когда он выпустит пары.

Все втроем они вернулись в дом, скинули верхнюю одежду и вымыли руки. Пока Дана готовила на кухне бутерброды, Кайла поделилась с ней впечатлениями о прогулке на пони.

– Мне надо в душ, – вспомнила вдруг Бри о том, как сильно запачкалась, работая в конюшне. Ее джинсы были облеплены лепешками грязи, и даже волосы впитали конский запах.

Поднявшись наверх, Бри вошла в ванную, закрыла дверь и начала раздеваться, бросая вещи прямо на пол. Класть их в корзину для грязной одежды было нельзя – она грозила провонять. Такие вещи следовало сразу стирать.

Бри стянула носки и сорвала с лодыжки пластырь. Царапины, оставленные колючей проволокой, уже покрылись сухой корочкой. Бри вгляделась в татуировку и скрываемый ею выпуклый шрам. Затем повернулась и осмотрела в зеркало татуировку на тыльной стороне плеча. Шрам на лодыжке образовывали две тонкие линии – следы впившихся в ее кожу собачьих клыков. А вот тыльную часть плеча Бри покрывала целая паутина из кривых линий – в этом месте зубы агрессивного пса вонзились в ее плоть гораздо глубже.

Рисунок на плече повторял дизайн татуировки на лодыжке – рубцы, в которые со временем превратились рваные раны, оплетали ветви темно-зеленые виноградной лозы с крошечными голубыми цветочками. Эти ветви начинались у ключицы и причудливо перевивались на плече. На спине утонченные побеги тянулись вверх от поясницы до лопатки. В центре, над самой выдающейся частью рубца, художник наколол стрекозу величиною с кулак. Оттенки ярко-синего и бледно-зеленого завораживали своей радужной переливчатостью.