Читаем Последняя коммуна полностью

Последняя коммуна

Тайна всегда интересна. А рождённая в тайге, бесхитростными, смелыми людьми – ещё интереснее. Когда же в тайну замешана любовь, она захватывает ещё глубже и сильнее. А ещё юмор деревенских стариков, юмор открытый, добрый… и точный!

Игорь Александрович Кожухов

Проза / Современная проза18+

Игорь Кожухов

Последняя коммуна


Комель

В первый раз я увидел его пять лет назад, зимой, когда в первый раз приехали с женой в гости к её родителям. Сама поездка, предполагаемая для знакомства с тёщей и тестем, намечалась летом. Но моя, достаточно не молодая уже, жена забеременела на нашу радость, и, само собой, стал вопрос: сейчас или уже года через два, три…

Дело в том, что её родители жили так далеко, где-то в деревне, на краю Новосибирской области, что я лично сомневался: можно ли туда пробраться зимой. Но… его величество рубль может почти невозможное! И пятого числа, уже в вечер, крепкий парень Лёша на своём снегоходе забросил нас в её родовую деревню. Рассчитавшись с ним, я договорился, что, несмотря на погоду, жду его через десять дней здесь. Конечно, можно было до станции добраться с кем-то из местных, но рисковать не хотелось…

Лёха, здоровый, улыбающийся белыми зубами, краснолицый от ветра, весело пообещал:

– Не сомневайтесь. Пятнадцатого утром я здесь. Мне эти сорок километров – лёгкая прогулка, сами видели…– И он, газанув, быстро растаял вместе со своими высокими нартами между деревьев.

Конечно, этот день да и следующий мы знакомились, потом собирали стол с её многочисленными дядьками и тётками, затем ещё день ходили по новой, теперь для меня, родне с ответным визитом, что к вечеру закончилось весьма серьёзным опьянением… И только восьмого числа я, уже уставший, наотрез отказался от продолжения. Жена, принявшая мою сторону, помогла мне отбиться от пожилого, но хваткого и весёлого тестя, который закончил наш спор:

– Ну, муж и жена одна сатана!.. Не хотите отдыхать, идите вон баню топите. Вода в колодце на соседней улице – Дашка, моя жена, знает. Дрова – в поленнице, тяга – в трубе, веник – на подъизбице… А я сегодня ещё к Сане Ворону схожу, про охоту порешаем…

Тёща, его жена, в отличие от хозяина степенная и не говорливая, конечно, знала, про какую охоту тот хочет поговорить, но держать не стала.

– Январь он на то и январь, чтобы на целый год вперёд нагуляться да набаловаться. Потом год работать, рук не покладая, спины не разгибая. Пускай

гуляет!

Тесть ушёл, мы, собравшись, вышли во двор.


* * *

Быстро нашли всё нужное, я убрал снег от двери и растопил баню. Грамотно устроенная, сваренная из толстой трубы печь быстро разгорелась, звонко треща дровами. Чёрный от берёзовой коры дым, прошёл, и в тихом морозе из высокой трубы валил уже другой – густой, как молоко, бело-жёлтый, переливающийся на солнце! Всё это удивительно напоминало детство: и тоже деревню, и д'eдов с бабкой большой рубленый, крытый железом дом, и небольшую аккуратную баню, зимой два раза в неделю дымящую чистым дымом!.. Как всё это болезненно остро понимаешь, живя в городе, как радостно-обречённо выхватываешь из памяти кусочки забытого, но навечно, до последней минуты живущего в тебе. И ведь точно – всё именно так, как тогда! И яркий день чистого солнца, и мороз, заставляющий ребятню постоянно, не останавливаясь, двигаться, и столбы дыма по деревне, прямые и такие густые, что откидывали бегающие по домам серые тени!.. И незабываемое чувство нескончаемой радости жизни с пониманием вдобавок своей значимости! Это всё уже точно было именно так и именно со мной… Но неужели уже тридцать пролетело? И – так, и – не верится… Я чуть не загрустил, хорошо, тёща позвала обедать…

Когда сели за стол в кухне, совмещённой в одной большой комнате со столовой, как во всех деревенских домах, я посмотрел в незаледеневшую половину окна. В соседской большой ограде тоже топилась баня, а около неё человек рубил дрова.

– Интересно, почему летом не наготовил? – вслух удивился я.

Тёща посмотрела в окно и, как все женщины, не откладывая на потом, объяснила:

– Это сосед наш, дед Коля – Комель. Он уже третий год вдовец, но молодец: не пьёт и не сидит. Вишь, баню топит не реже нас, сам себя обслуживает. А дрова у него, не приведи Господи – одни комеля витые, те, что мужики из лесу не берут, бросают. Их же рубить почти невозможно, но он собирает их, на своём мотороллере возит, слаживает и вот зимой колет помаленьку. И зарядка, говорит, и дрова жаркие… А может, тоску с себя работой снимат… кто знает?

Издалека человек не походил на деда, уж очень ловко и умело он работал. Я ещё полюбовался и увлёкся домашними, ни с чем несравнимыми по вкусу, пельменями с деревенской волшебной сметаной.

«А вечером ещё баня, – думал я с полным ртом, – ну разве не рай?!»


* * *

В следующий раз я приехал к тестю с тёщей ровно через год. Они прислали телеграмму, что приготовили нам немного угощений, включающих в себя: сушёные грибы, маринованные и солёные овощи, солёную и сушёную рыбу и, конечно, мясо, которое тесть добыл с Вороном где-то в тайге.

До райцентра добрался на своей машине, а оттуда – со ставшим уже хорошим знакомым Лёхой, на его снегоходе. Сроку на всё про всё жена мне дала три полных дня! Надо спешить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза