Читаем Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане полностью

Далее – не менее интересные персонажи. Баталер 1-й статьи Степан Гаврилов – «…был одним из главных руководителей, был избран в комитет по управлению кораблем… стрелял в артиллерийского кондуктора Давыдова…» Машинный содержатель 2-й статьи Иван Аникеев – «…при начале мятежа стоял за машинным люком с винтовкой, был также с винтовкой на паровом катере, гнался за спасшимися офицерами, обезоруживал офицеров, оставшихся на корабле… выстрелом из револьвера ранил кондуктора Огурцова». Старший комендор Артамон Богданов – «стрелял из 47-мм пушки Гочкиса по таранному баркасу, на котором спасались офицеры, принес и по своей инициативе установил 37-мм пушку на паровом катере для погони за таранным баркасом, пошел на нем и произвел 2 выстрела из означенной пушки, стрелял из 47-мм пушки по миноносцам, при усмирении мятежа… убил выстрелом кондуктора Давыдова». И Гаврилов, и Богданов – самые настоящие убийцы, в какие революционные одежды их ни ряди.

Артиллерийский квартирмейстер 2-й статьи Трифон Костин – «стрелял из револьвера через запертую дверь в каюту старшего механика, открыл дверь в каюту и произвел еще выстрел в грудь раненого уже старшего механика подполковника Максимова». Трифон Костин не просто убивал, он… добивал раненого. Наверное, делал это исключительно из сострадания к тому.

Телеграфный квартирмейстер 2-й статьи Николай Баженов – «…пользовался радиографом, умышленно искажая смысл получаемых телеграмм для поддержания мятежного духа… посылал ложные радиограммы с мятежными целями… при подавлении мятежа стрелял из револьвера в люк по усмирявшей мятежников команде». Этот просто расстреливал всех, кто ему попадался на пути, тоже, видимо, из лучших побуждений.

Хозяин трюмных отсеков Дмитрий Григорьев – «…хвалился тем, что прикончил лейтенанта Захарова, гнался с оружием за кондуктором Коноваловым, с намерением убить его, приняв ошибочно за офицера, советовал мятежной команде добить оставшихся в живых офицеров». Этот и сам убивал, и других призывал убивать.

Может, приговоренный к расстрелу гальванер Василий Кузнецов – агнец божий? Увы, нет: «…подавал беседки с патронами к 6-дюймовым орудиям для стрельбы по минному крейсеру “Абрек”, при подавлении мятежа стрелял из револьвера в усмирявших…»

Ученик гальванера, матрос 1-й статьи Ефим Потапов – «…прикладом ружья бил по голове раненого лейтенанта Захарова, в чем впоследствии хвастался перед командой, показывая ободранные руки об мушку и прицел ружья….»

На этом персонаже, как говорится, пробы ставить некуда! Согласитесь, далеко не каждый сможет хладнокровно мозжить прикладом голову еще живому человеку, а затем еще и цинично этим хвастаться.

Ученик комендора матрос 1-й статьи Павел Пенкевич – «…отнял у часового… ящик патронов, ходил на паровом катере с винтовкой в погоню за таранным баркасом, стрелял из 47-мм орудия по миноносцу “Летучий”…»

Ученик гальванера, матрос 1-й статьи Дмитрий Котихин – «…освободил арестованного в судовом карцере (Коптюха. – В.Ш.), прогнав часового, стрелял из 6-дюймового орудия по минному крейсеру “Абрек”, после предложения именующего себя Коптюхом убить старшего офицера и мичмана Саковича… крикнул: “А старшего офицера и Саковича на закуску”, при подавлении мятежа стрелял в усмирявших». Советские историки писали, что несознательные молодые матросы, запуганные кондукторами, подняли на «Памяти Азова» контрреволюционный мятеж. Как мы видим, среди учеников артиллерийского отряда вполне хватало и «сознательных», которые и офицеров убивали, и в товарищей стреляли.

Матрос 1-й статьи Иван Коротков – «…при начале бунта стрелял в командира и вахтенного начальника, ходил на паровом катере, преследовавшем таранный баркас со спасавшимися офицерами… подговаривал, угрожая смертью, убивать кондукторов». Конкретного убийства Короткову вменить не получилось, выкрутился, но уже и того, что он сделал, с лихвой хватит на два смертных приговора.

Машинист 1-й статьи Иван Бортников – «…зверски истязал раненого старшего механика подполковника Максимова, ударяя рашпилем его по лицу, а затем похвалялся этим, насильно заставляя вестового старшего механика выслушивать от него подробный рассказ об этом зверстве, привязал груз к ногам убитого и выбросил тело за борт».

Деяния машиниста Бортникова вообще за гранью человеческого. Каким же надо было быть садистом, чтобы «зверски истязать… ударяя рашпилем по лицу». Кстали, он не бил плашмя, а вгонял рашпиль в рот умирающего, кроша ему зубы и язык, пронзая горло. Это, судя по всему, доставило Бортникову столь огромное наслаждение, что об этом он потом, смакуя жуткие детали, рассказывал насмерть перепуганным сослуживцам.

Остальные «невинные» тоже не намного лучше. Строевой квартирмейстер Андрей Шилин – «…стрелял из винтовки в кондуктора Шевелева и артиллерийского квартирмейстера Шадрина, при подавлении мятежа стрелял в усмирявших».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
20 великих бизнесменов. Люди, опередившие свое время
20 великих бизнесменов. Люди, опередившие свое время

В этой подарочной книге представлены портреты 20 человек, совершивших революции в современном бизнесе и вошедших в историю благодаря своим феноменальным успехам. Истории Стива Джобса, Уоррена Баффетта, Джека Уэлча, Говарда Шульца, Марка Цукерберга, Руперта Мердока и других предпринимателей – это примеры того, что значит быть успешным современным бизнесменом, как стать лидером в новой для себя отрасли и всегда быть впереди конкурентов, как построить всемирно известный и долговечный бренд и покорять все новые и новые вершины.В богато иллюстрированном полноцветном издании рассказаны истории великих бизнесменов, отмечены основные вехи их жизни и карьеры. Книга построена так, что читателю легко будет сравнивать самые интересные моменты биографий и практические уроки знаменитых предпринимателей.Для широкого круга читателей.

Валерий Апанасик

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное